Тайна от Бывшего - Екатерина Белая

Не хочу обсуждать с Миланой свои чувства — слишком больно.

Быстро завершаю разговор и спешу домой, потому что у меня снова поднимается температура. И мне очень не хочется расстраивать этим папу. Хочется, наоборот, порадовать его. Приготовить что-нибудь вкусное, например. Дать понять, что я потихоньку оживаю.

С этими светлыми мыслями захожу во двор своего дома и тут же врастаю в асфальт, увидев на парковке знакомый тонированный джип.

Глава 2

У меня потеют ладони, в горле пересыхает, а сердце за секунды разгоняется до бешенной скорости, норовя выпрыгнуть из груди.

Слышу, что в машине громко долбит музыка. Тяжёлые басы разносятся по двору, несмотря на плотно закрытые окна автомобиля. Это тревожит соседей. Я вижу их недовольные лица и мне стыдно. Но заставить себя подойти к джипу и потребовать, чтобы Высоцкий убавил звук, не могу.

Контакт с бойцом опасен для моего душевного равновесия. Ведь я только начала выбираться из депрессии! Поэтому быстро срываюсь с места, торопливо шагаю к подъезду, а оказавшись у двери, выдыхаю с облегчением, радуясь, что удалось избежать встречи… как вдруг звуки музыки становятся громче и чётче — Высоцкий открыл окно.

Это провокация. И лучшим решением будет не реагировать, а просто уйти. Но мне чисто по-человечески жалко соседей, которые вынуждены слушать оглушающую долбёжку.

В доме много пожилых людей и семей с маленькими детьми. Они не должны страдать из-за самодурства Высоцкого, который возомнил, что ему всё можно!

Тяжело вздохнув, медленно разворачиваюсь и, собравшись с силами, иду к джипу. И чем ближе подхожу, тем сильнее раздражаюсь. Даже злюсь.

Какой же он всё-таки эгоист. Готов идти по головам ради того, чтобы добиться своего. Ничего святого!

Подойдя к открытому окну со стороны водителя, врезаюсь в лицо парня злым взглядом. Из-за орущей музыки меня не слышно, поэтому жестами требую вырубить звук. Но Высоцкий не реагирует. Он в солнцезащитных очках, а я не понимаю — в сознании он вообще, нет? Милана же говорила, что парень нетрезв. Не удивлюсь, если он просто-напросто отключился.

Поэтому, психанув, резко дёргаю дверь, встаю на порожек и, перегнувшись через Максима, тянусь к бортовому компьютеру. Выключаю музыку.

— Наконец-то, — выдыхаю с чувством выполненного долга.

И спешу ретироваться из салона, но внезапно крепкая рука бойца останавливает меня, схватив за локоть.

— Чё с волосами? — цедит, цепляя пальцами одну из коротких прядок.

А меня словно кипятком обваривает.

Слышать его голос и чувствовать его прикосновения— невыносимо. Я застываю в моменте, а сердце грозит вот-вот разорваться от боли.

— Отпусти. Меня, — выделяю каждое слово и не узнаю собственный голос.

Он удивительно спокойный и наполнен ледяной агрессией.

Но так даже лучше.

Высоцкий не должен знать, что я страдаю. Он этого недостоин!

Бью по наглой руке, посмевшей трогать меня, вырываю локоть из захвата и спрыгиваю на землю.

— Больше не смей врубать здесь музыку! — враждебно чеканю. — Достаточно одного звонка в полицию — и останешься без прав.

— Вообще похрен, — тянет парень, расплываясь в наглой ухмылке.

Поджимаю губы и скрещиваю руки на груди. А в ногах слабость. Меня сильно морозит, хочется плакать, но я делаю вид, что всё прекрасно.

— Зачем приехал? — спрашиваю требовательным тоном.

— Шмотки твои привёз, — лениво кивает он на соседнее сидение. — Не благодари.

— Ясно. Не буду.

Выгляжу безразличной, а по телу проходит озноб.

Только бы не зареветь. Только бы не зареветь!

Дыши, Вика! Вдох-выдох…

Обхожу машину и открываю дверь со стороны пассажирского сиденья. Но слабость внезапно накатывает тяжелой волной, и в поисках опоры я неосознанно упираюсь руками в сидушку. Делаю медленный глубокий вдох и часто моргаю, пытаясь прогнать мелькающие перед глазами точки.

Что происходит? Это уже не смешно…

Смотрю на сумку как на цель. Мне всего-то нужно взять её и дойти до квартиры. Это элементарно. Просто. Легко.

Но не сейчас.

Тело будто свинцом наливается, не могу устоять на ногах и медленно оседаю.

Темнота спасает. Дарит спокойствие и умиротворение. Мне хорошо.

Поэтому когда кто-то настойчиво пытается вытянуть меня из этого приятного состояния похлопываниями по щекам, я недовольно морщусь и уворачиваюсь.

— …Что ты с ней сделал, бандит? — слышу отдаленно знакомый женский голос. — Я ментов вызвала!..

Моё лицо сбрызгивают прохладой, но открывать глаза всё равно не хочется. Хочу, чтобы от меня отстали!

— …Такая девочка хорошая! Как она вообще с тобой связалась?! — разоряется женщина. — Ну ничего, сейчас наряд приедет — быстро во всём разберутся. А я показания дам! Слышишь, я тебя не боюсь!..

— Гуляй отсюда, тётя, — звучит раздраженный рокочущий голос.

Максим…

Открываю веки и сталкиваюсь с его хмурым взглядом.

Боец снял очки, и теперь я вижу, что под ними скрывалось. Покрасневшие белки — то ли от отсутствия сна, то ли от того, что он пил — непонятно. Под левым глазом кровоподтёк, на переносице глубокая ссадина, будто кожа лопнула от сильного удара.

Рвано выдыхаю. Сжимаюсь.

— Пей, — грубо рыкает Высоцкий.

И, несмотря на жёсткий тон, аккуратно прижимает горлышко бутылки к моим губам, вынуждая сделать пару глотков. Затем стирает пальцами несколько капель, выскользнувших из уголка рта. Царапает загрубевшими подушечками кожу.

Шугаюсь этих прикосновений — дергаюсь от них. И, осмотревшись, понимаю, что сижу на переднем пассажирском сиденье. Максим стоит возле распахнутой двери, а позади него маячит лицо моей соседки — Раисы Ивановны.

— Очнулась, слава богу! — восклицает она с облегчением. — А ну отойди! — враждебно отпихивает бойца в сторону и тут же меняет тон на ласковый, обращаясь ко мне: — Пошли, детка. Идти можешь? Давая помогу.

С её помощью выбираюсь из машины и, встав на ноги, чувствую, что способна передвигаться самостоятельно.

— Раиса Ивановна, я в порядке, — вымучено улыбаюсь. — Спасибо вам огромное и…

— Он тебя ударил? — перебивает она, понизив голос. — Если так, то не бойся. Я полицию уже вызвала и скажу, что всё видела. Куда он бил?

— Меня никто не бил, — возражаю. — Я просто приболела немного. Слабость, температура… кашель, — для убедительности прочищаю горло. — Не надо было из дома выходить. Пойду лечиться…

— Ты это… не покрывай его. По бандитской роже видно, что он садист. Я понимаю — любовь… Но умалчивать о побоях ни в коем случае нельзя!

— Я не стала бы умалчивать, — твёрдо произношу. — Тем более он мне никто. Просто знакомый…

Мы идём до подъезда, и по дороге я убеждаю соседку, что она зря волнуется. В это время во двор въезжает