«Реми Мартен» - Светлана Полякова
Я двигалась тиxo, на цыпочках, пытаясь раствориться в темноте и тишине. Маму будить не хотелось по двум причинам. Первая, конечно, была та, что она ужасно устала и ей надо отдохнуть. А вторая — что она скажет, проснувшись и обнаружив в моих руках бессмертное творение, над которым я еще вчера откровенно потешалась?
Как я ни старалась, маму я разбудила.
Она открыла глаза и сначала тупо смотрела на меня, пытаясь найти объяснение моему явлению в ее комнате. Так как она еще частично оставалась в мире сна, а я была вопиющей реальностью, понять мое шатание по ее спальне ей было явно не по силам. Скорее всего сначала я была отнесена в разряд ночных мороков или видений свыше. Но потом она все-таки поняла, что моя телесная оболочка достаточно знакома и привычна. А потому никак не макет являться призраком.
— Саша? — спросила она, очнувшись. — Ты что?
— Ничего, — ответила я, пытаясь спрятать книжку подальше от ее глаз. — Я просто не могу заснуть… Я хотела на ночь взять почитать…
Мой взгляд упал на письма Чаадаева. Я схватила книгу и обрадованно заявила:
— Вот… Нашла. То, что надо.
— Странно, — с сомнением в голосе сказала мама, продолжая разглядывать меня с подозрением. — Чего зло тебе взбрело в голову читать письма Чаадаева? Помнится, ты и днем утверждала, что скучно и неприлично читать чужие письма, даже если их написал этот масон.
— Вот и хорошо, — мурлыкнула я. — Чем скучнее, тем больше вероятности заснуть.
Я вылетела и уже в коридоре рассмеялась.
В моих руках были две книги, и я вообще вела себе ужасно глупо. По-партизански…
— Это первый показатель заболевания, — назидательно изрекла я и забралась в кровать. Ноги у меня ужасно замерзли, руки тоже, но спать не хотелось по-прежнему. По-прежнему в моих мыслях присутствовал невыносимейший Райков, и тщетно я пыталась прогнать его оттуда прочь.
Сначала я чуть не померла от скуки, читая про достоинства героини. Как-то они сразу утомляют этими описаниями — наверное, я, будучи всегда непоседливой, никогда не смогу прочесть эти описания с надлежащим вниманием. Я целых четыре страницы ждала действия или хотя бы диалога — ни фига подобного не происходило! Мне на целых четыре страницы расписали все про ее глаза, грудь волосы и стройный стан. Потом попытались внушить мне что героиня образованная дева, которая умудрилась проучиться в Сорбонне, Кембридже и Оксфорде, но стоило только ей открыть рот, я в этом тут же усомнилась. Помня про сверхзадачу, я сделала робкую попытку сравнить себя с героиней — увы, моя попытка тут же потерпела полное фиаско! Грудь моя пышностью не отличалась никогда, глаза были не зелеными, как у приличной женщины, а какими-то голубыми, а волосы тоже были не золотистыми, а откровенно и нагло рыжими! Ресницы, впрочем, наличествовали, но не черные как смоль, а с легкой рыжиной. Когда же я приступила к сравнению моих «героев-любовников», получилось совсем внатяжку. Тамошние дядьки отличались крепкой мускулатурой и небесной красотой. Сами понимаете, Райков даже при всех его достоинствах на роль мускулистого красавца никак не тянул, а уж о Дэне и говорить было нечего… В конце концов я оказалась перед простой дилеммой — или мне надо было разочароваться в себе и моем избраннике, или разочароваться окончательно в маминых романчиках. Поразмыслив, я выбрала второй вариант, поскольку Бог с ним, с избранником, но в себе я была уже до такой степени разочарована со своего первого осмысленного взгляда в зеркало, что дальше разочаровываться было уже просто некуда! Дальше стоило просто пойти и утопиться в пруду.
— Безнадежно далеки вы от действительности, — проворчала я, отшвырнув «книгу жизни» как можно дальше. И принялась читать Чаадаева.
Надо сказать, что его письма показались мне куда более любопытными и я увлеклась, не заметив даже, как за окном становится все светлее и светлее и я все больше и больше хочу заснуть. Мои глаза стали тяжелыми. Я оставила общество «мертвого поэта» и погрузилась в сон.
На прощание я успела подумать, что Вероника наверняка права. Я все равно ничего не могу решить. А раз так, пускай все за меня решает Бог. Вот с такой нахальной мыслью я и отчалила в царство Морфея…
Мне снились волки.
Один из волков был Чаадаевым, а второй, несомненно, Райковым. И не просите меня объяснять, какая между ними связь. Я этого и в «трезвом уме и ясной памяти» не смогу понять, а уж во сне тем более.
Я была все той же девочкой, которая заблудилась в чужом лесу.
Проснулась я от настойчивых звонков в дверь.
Часы показывали половину одиннадцатого. За окном было серо и уныло, зато выпал снег.
В дверь по-прежнему звонили, и я пошла открывать.
— И кого сподобило притащиться в такую рань? — простонала я, открывая засов.
Конечно, в такую рань сподобило притащиться Райкова.
Он стоял на пороге с розами в руке и виновато улыбался.
— Прости, что так рано, — сказал он, протягивая мне цветы. — Но ведь розы теперь некуда поставить…
— Да, — кивнула я. И только тут сообразила, что выгляжу сейчас наверняка устрашающе. Причесаться не успела и менее всего была сейчас похожа на героиню чьих-то юношеских грез. — Проходи, я сейчас. — И исчезла в ванной комнате.
«Кошмар какой-то, — пожаловалась я своему отражению. — Оказывается, быть любимой женщиной ужасно трудно… Никакого покоя. Никакой свободы. Даже непричесанной походить нельзя…»
«Надеюсь,
