Измена. Плата по счетам (СИ) - Манаева Ирина

- Бюстгальтер тоже, - командует он, отправляясь к раковине, и щедро намыливает руки мылом. – Буду работать с позвоночником, не должна мешать ткань, - поясняет. Хорошо, что ещё не лишает последних трусов.

Подчиняюсь, переворачиваясь на живот, и жду, когда всё начнётся.

Глава 59

Положение на животе - не самое удобное, когда тело слушается плохо.

- Сначала сделаем диагностику, - звучит голос Евгения. - Посмотрим, как откликается тело, - слышу, как поёт резина в его руках. Наверное, надевает перчатки.

Металлический лоток с иглами, легкий звон инструмента, его дыхание рядом. Он касается моих стоп осторожно, как будто я стеклянная. Нажимает на определённые точки. Тепла нет. Ощущений нет. Я только слышу, как он дышит.

- Здесь? - спрашивает, надавив чуть ниже колена.

- Нет.

- Тут? – дотрагивается ещё какого-то места.

- Ни-че-го.

Вздрагиваю от неожиданности, когда доходит до зоны чуть выше таза, но ниже всё молчит. Немое тело. Ни боли, ни холода, ни даже отголоска прикосновения.

- Осталась лишь память, что когда-то я могла ходить, - добавляю зачем-то. – Остальное всё мертво.

Он берёт иглу: тончайшую, почти невидимую, и показывает её мне.

- Они стерильные, одноразовые. Буду ставить в спину и ноги. Глубоко не пойдём. Всё деликатно. Если хоть что-то почувствуете - скажите. А вообще, было бы проще работать на «ты».

- Почему нет, давай, Женя, лечи, - усмехаюсь, а он выдаёт зеркало на случай, если захочу посмотреть, что он там делает.

Люди боятся боли: при родах ощущение, будто ломаются кости во всём теле, зубная – сводит с ума, а после операции хочется умереть, так всё невыносимо. Только сейчас я мечтала о ней, потому что это бы сказало мне о том, что я снова жива.

- Готова? — Евгений стоит рядом, держит небольшой серебристый футляр с иглами.

Я киваю. На самом деле - нет. Я не готова. Я боюсь снова надеяться.

Тикают часы на стене, и я закрываю глаза, сосредотачиваясь на этом звуке. Дышу размеренно, медленно, а Евгений работает быстро и осторожно. Называет мне какие-то обозначения точек, что мне не говорят ровным счётом ни о чём.

- Блуждающий нерв. - Щёлк. - L4. - Щёлк. - Задняя большеберцовая. - Щёлк. - Как ощущения, космонавт Инга? – шутит он, пытаясь передать мне свой настрой.

Я чувствую, что ничего не чувствую. Всё, как всегда.

- Пять минут – полёт нормальный, - вворачиваю известную фразочку.

- Скажи, если будет жжение, покалывание, холод. Хоть что-то, что почувствуешь.

- Ощущаю тревогу, это подходит?

Он улыбается. А потом снова становится серьёзным, и мне кажется, будто одна из игл глубже вошла. Но я не уверена.

Он работает сосредоточенно. Игла входит в область поясницы - почти не ощущаю. Ещё одна - выше. Здесь уже чувствительность имеется. Я вижу, как он движется по схеме, будто читает моё тело вслепую, полагаясь на свой опыт и интуицию.

Иглы в ногах: в голени, в коленях, даже в стопах. Я ничего не чувствую, но он ставит их так, будто боится причинить мне боль, а не просто как носителю немых мышц.

- Ты хорошо держишься, - говорит тихо. - Это не просто: быть в теле, которое молчит.

- У меня нет выбора.

- А иногда, - он ставит очередную иглу, - всё, что нужно, - это напомнить телу, что оно живое.

Он ставит последнюю иглу между лопатками. Там чувствительность куда выше. Тело вздрагивает, и он сразу успокаивает.

- Всё в порядке. Так должно быть. Скоро и в остальных местах нервы проснутся.

- Кажется, ты по жизни оптимист.

- Предпочитаешь иметь дело с теми, у кого стакан наполовину пуст? – веселится Евгений. – Оставлю тебя на какое-то время, просто полежи.

Он включает таймер и уходит. А я лежу, рассматривая себя в зеркало. Действительно игольница. Потом закрываю глаза и пытаюсь расслабиться. В комнате тихо, как в операционной после завершённой битвы. Только моё дыхание и безмолвная тяжесть ног. Я представляю их движущимися, сильными, и стараюсь вспомнить, как это - просто встать.

Открываю глаза через каждые десять минут, но возвращается Женя спустя час. Извлекает иглы бережно, как будто вынимает крошечные якоря из тонущего корабля.

- Проверим зрительный контакт, - наклоняется ближе, ищет меня в моих глазах. - Пульс ровный, - выдаёт заключение. По моей просьбе помогает перевернуться, потому что здесь нет никаких турников и палок, позволяющих сделать это самой. Даёт полотенце прикрыть наготу, ощущая мою неловкость, и помогает сесть, поддерживая спину и переставляя ноги, как хрупкие предметы. А потом отворачивается, позволяя натянуть бюстгальтер и футболку.

- Всё хорошо. Мы начали. Медленно, но уверенно, - произносит, и его голос будто оставляет свет в этой темноте. А я просто молчу. Что тут скажешь? Одна снежинка ещё не снег. Поживём – увидим.

В небольшом коридоре меня ждёт Владимир, и это странно. Раньше я видела лицо Ростовцева, который сопровождал меня на физио и по врачам. Сперва. Он словно был напуган и заинтересован в том, чтобы у меня всё наладилось. Словно он ощущал собственную вину за произошедшее. А потом как выветрилось. Время стёрло его память и причины аварии, оставив мне две нерабочие ноги.

- Жду послезавтра, - говорит на прощание Женя, и мы покидаем его пенаты.

Загружаемся в машину, и я сразу различаю сладкий запах какой-то выпечки. Владимир лезет назад, добывая коробку с пирожными.

- Угощайся. Люблю магазинчик неподалёку. Чем просто стоять, решил сгонять туда.

Решаю, что это я тоже оплачу, просто не скажу ему, и добываю эклер, который тает на языке, словно мамины сладости. Было время, когда она их готовила, даже теперь иногда делает. Но они уже совсем другие, потому что и она стала другой.

- Вкусно, - хвалю. Но не потому, что лгу, на самом деле.

- Что дальше? – интересуется водитель-телохранитель.

- Поехали домой, Вов, - смотрю вперёд, откинувшись на спинку.

- К тебе или ко мне?

Поворачиваю голову в его сторону, и он откашливается.

- Прости, неуместная шутка, - стирает улыбку.

- Да не извиняйся, я всё понимаю.

- Что понимаешь?

- Ну-у-у, это.

- Что это? – не отстаёт.

- Это для молодых и здоровых, - наконец, произношу.

- А что делать старикам? – смотрит на меня со смехом.

- Всё, прекрати, - мне неловко, что я тут же заталкиваю в рот оставшуюся часть эклера.

- У тебя крем, - подсказывает Владимир, выдавая салфетку. – И зря ты так, Инга. Старость - это где-то лет через тридцать. А пока надо жить на полную катушку, просто ты боишься это себе позволить.

Глава 60

После иглотерапии я расслаблена. Хочется в постель, включить сериал и погрузиться в чужие проблемы. Невестка отписывается, что у них всё хорошо, а потом звонит чужой номер.

- Это я, только не бросай трубку, - слышу знакомый голос Ростовцева.

Владимир по моей просьбе отправился в магазин купить кое-каких продуктов, и я решаю не отключаться.

- Давай быстро, я не в настроении на предателей.

- Мне звонили адвокаты, ты подала на развод?

- У тебя что-то с памятью, Руслан. Ты сам требовал от меня развода совсем недавно.

- Погорячился. Люди часто говорят друг другу гадости.

- Гороскопы врут, Ростовцев. Ну, какой ты скорпион? Ты рак, самый настоящий, что пятится назад.

Он игнорирует мою шутку.

- Нам нужно поговорить, Инга, пожалуйста, будь благоразумна, возвращайся домой!

- Куда? – не могу сдержать смеха. - Это место, где целуют мою сестру, а потом травят какой-то дрянью под видом минеральной воды? – решаю уточнить.

- Ты просто не давала мне шанса всё объяснить.

- Или довести до конца. Может, ты хочешь ещё поговорить о деньгах, которые украл вместе с бухгалтером? Думаешь, её не найдут? – я не на шутку зла, и почему-то представляю, что она мертва. Неужели, человек, с которым я прожила полжизни, способен на такое, чтобы скрыть следы? – Ты что-то сделал с ней?