Его Мишень - Евсения Медведева
– Да я тебя не держу, – шипел он, поддевая пальцами кружево трусиков.
– А-а-а… – я сначала застонала, ощущая лёгкий и возбуждающий бег его пальцев, и уже только потом дала себе мысленный подзатыльник. Лежу лицом в его промежности, стону от его касаний, при этом говорю про какое-то похищение. Больная, честное слово.
– Вот видишь… Хорошо же?
– Отвали, больной придурок. Не нужна мне твоя помощь! Руки свои убери!
– Хорошо… – он внезапно остановил пытку, поправил платье и как-то ловко перевернул меня, усаживая в пассажирское кресло, потом нагнулся, душа меня своим волшебным ароматом, щёлкнул ремнём и, не дав очнуться, дёрнул рычаг передач, оглушая город рёвом двигателя.
– Выпусти меня! – орала я, пытаясь открыть дверь, но глухо… Дверь категорически не открывалось, как и окно не отзывалось на моё нервное нажатие кнопки. – Герман! Мне нужно домой!
– Зачем? – Гера закурил и протянул мне сигарету. – Если ответишь честно, отпущу.
– Есть хочу! – заорала я ложь, хотя прекрасно понимала, что поплачусь за это.
– Ты не умеешь врать, – он улыбнулся и сильнее выжал педаль, съезжая с главного проспекта на объездное платное шоссе, которое никак не могло привести меня к моему дому. Сука! Мишель, нельзя с ним играть, к тому же врать бессмысленно…
– Зачем? – спокойно повторил он свой вопрос, ловко виляя по дороге навстречу неизвестности.
– Работать надо мне!
Герман приоткрыл для меня небольшую щель окна, чтобы выпускать колдовской дым. Ждал, пока сделаю затяжку, и снова увеличивал скорость. Волосы стали выбиваться из пучка, хлеща меня по щекам резкими ударами, в попытке отрезвить.
– Работать?
– Да! – упорно врала я, понимая, что произойдёт дальше. Зажмурилась, боясь посмотреть на спидометр, стрелка которого, как сумасшедшая, преодолевала немыслимые отметки.
– Зачем? – Герман всё выжимал педаль, унося меня прочь из города, погружающегося в вечерний сумрак. Трасса стала вспыхивать огнями фонарей, а блики стоп-сигналов мелькали так быстро, что страшно становилось. Изнутри разрывала жажда скорости, смешанная с ядом страха и неизвестности, в которую он увозил меня всё быстрее и быстрее.
– Чтобы спрятаться от тебя, от твоего взгляда, который рентгеном мои страхи наружу вытаскивают, – выдохнула я ответ, который был ему так нужен. – Ну? Доволен?
– Почему ты решила спрятаться?
– Потому что я больше не хочу участвовать в твоей игре.
– Не участвуй… – Гера так громко рассмеялся, что уши заложило. – Я бы и рад не играть, быть может, но ты сама постоянно возникаешь у меня на пути. Ты даже не замечаешь, как тянешься ко мне.
– Так не замечай, Гера! Отпусти меня, позволь доживать так, как этого хочу я…
Гера хмыкнул и закурил, всё увеличивая скорость, а в голове заболело от царапины, что оставило слово, вырвавшееся из моего рта. Доживать? Это сказала я?
– Выпусти меня! Выпусти! Ты нас убьешь! – я била ладонями по панели, ощущая жгучую боль, что ожогом растекалась по рукам.
– Убью? – заорал Гера и схватил меня за голову, зарылся пальцами в волосы и подтянул к себе.
Его дыхание обжигало губы, вмиг распахнувшиеся для поцелуя, как по инерции. Сама выдавала себя. Всё моё тело горело от его быстрых, точных касаний. Он краем глаза следил за дорогой, прижимая моё лицо к себе всё ближе и ближе… И вот уже его щетина царапала мои щёки, словно раззадоривая и без того бушующий внутри ураган.
– Ты же сама жить не хочешь! – орал он так, что грудь его вздымалась, а пальцы всё сильнее впивались в мою кожу. – Не хочешь? Так давай сдохнем вместе! Разобьёмся, Ксюша? А? Хлоп… И всё! Больше никаких мук, встреч с родными, натянутых улыбок и дежурных вопросов, за которыми ты прячешь своё равнодушие к окружающим. Только скажи, и мы исчезнем навсегда! Лишимся солнца, возможности получать удовольствие, останемся вспышкой в памяти этого мира, пятном на скатерти после банкета. Постирают потом, и всё – как новое. Ну? Хочешь? Давай?
– Больной придурок, – прошептала я и стала скользить языком по уголкам его губ. Герман взревел, на миг обернулся, позволяя нашим языкам столкнуться в опьяняющем от страсти поцелуе.
– Да, больной! Больной! – он отпустил руку, а я уже сама улеглась на его плечо, смотря, как мы мчимся по трассе, резко перестраиваясь из одной полосы на другую. Ветер свистел в ушах, волосы застилали вид, но мне было всё равно… Стрелка спидометра преодолела отметку в сто пятьдесят, а сердце наоборот… Успокаивалось, я вдыхала его запах, скользила носом по бархатной коже шеи и по его ноге, впиваясь ногтями. Не убьёт… Даже на дикой скорости я ощущала себя, как в той уютной темноте ресторана, где были только я и он.
– Ты, как огонь, Гера! Слышишь? Обжигаешь меня так, что холодный компресс уже ничего не изменит. Начинаю думать, как ты, слышу твой голос, чувствую запах, а, засыпая, наматываю простынь на себя, ощущая твои касания. Гера – ты яд! Если я и сдохну, то от тебя! – орала, пытаясь перекричать свои мысли, его смех и свист ветра. Вела себя, как чокнутая, наслаждающаяся дикой скоростью, что должна была меня пугать, но нет… Не было там паники, лишь спокойствие и пламя, что вспыхивало рядом с этим мужчиной…
– Смотри, Сеня, – он дернул плечом, а потом обнял рукой, заставляя смотреть вперёд. – Это жизнь… Ты мчишься, обгоняя сонных водителей, чтобы получить то, что хочешь. Несешься на всей скорости, чтобы успеть насытиться каждым моментом! Ты должна крепко сжимать руль, быть уверенной в тачке, чувствовать крепкую почву и знать, что даже если оступишься, то всегда есть возможность встать, отряхнуться и дальше идти. Прежде чем лететь, нужно уверенно стоять на ногах не ради кого-то, а ради себя! Это гонка, Сеня. Грёбаная опасная гонка, наполненная резкими поворотами, ухабами и лежачими полицейскими. Но надо гнать только вперёд! На полную, без тормозов и страха, потому что никогда не знаешь, когда выкинут финишный флаг. Он для всех разный, но это не значит, что ты должна финишировать раньше, чем тебе предначертано! Смотри!
Он ловко вилял по шоссе, ловя точки фонарей, что были разбросаны в шахматном порядке по обе стороны дорожного полотна.
– Вот так, только свет… Только там, где
