Я спереди! - Мари Секстон

В конце концов, когда мне надоело жариться на горном солнце, я забрел в гостиную, где мой отец сидел и смотрел футбол с несколькими моими двоюродными братьями и сестрами. Я втиснулся на один из диванов между Хулио, который мне всегда нравился, и Мейсоном, одним из моих двоюродных братьев, который учился в старшей школе.

— Ди поговорил с тобой? — спросил мой отец, не отрывая взгляда от игры, в которой «Рейдерс» проигрывали хозяевам поля.

— Поговорил.

И на этом все. Это был главный разговор. Больше ничего не было сказано. Для моего отца это действительно было хорошим общением.

Только в перерыве все заговорили о чем-то другом, кроме футбола. На этот раз не о моем отце, а о моем двоюродном брате Джуниоре, который много чего говорил, но у которого редко хватало смелости отстаивать это, когда дело доходило до драки.

— Привет, Доминик, — сказал он, наклоняясь вперед с радостной улыбкой, от которой у меня внутри все сжалось. Ничто из того, что делало Джуниора таким счастливым, не могло быть хорошим. — Мы видели, как ты выходил из дома этих педиков.

Мое сердце забилось быстрее, но почему-то казалось, что оно бьется слишком сильно и громко.

— Что?

— Я был у Трэвиса дома. Он живет через дорогу от них, ты же знаешь.

Я не знал, что его лучший друг Трэвис живет так близко от Зака и Анджело. Если бы я знал, то был бы осторожнее. Я бы все равно забрал Ламара, но уж точно не позволил бы ему поцеловать меня на крыльце.

Джуниор и Трэвис видели поцелуй?

Нутром чую, что нет. Если бы Джуниор увидел что-то настолько компрометирующее, он бы не смог сохранить это в тайне. Он бы устроил отличное представление, поиздевавшись надо мной. Он, конечно, не стал бы оказывать мне любезность и спрашивать об этом.

— Я забирал клиента, — сказал я как можно небрежнее.

— Надеюсь, что на этом все и закончилось, — сказал Джуниор. — Надеюсь, ты не тусуешься с этими любителями сладкой помадки.

— Его машина была готова к тому, чтобы забрать ее из гаража. Вот и все.

— Тогда почему ты был не на бесплатном автобусе?

— А тебе-то какое дело? — к моему удивлению, спросил Хулио. — Ты думаешь, у Дома появятся гейские вши, просто подойди он к их входной двери?

— Может быть.

Хулио с отвращением покачал головой.

— Ты идиот.

У Джуниора дернулся мускул под правым глазом, но он не был настолько храбр, чтобы рискнуть вступить в физическую конфронтацию с Хулио.

— Ты что, питаешь слабость к мальчикам-геям, Хулио?

— Просто я не такой гомофоб, как ты. В чем, черт возьми, твоя проблема? Что тебе вообще педики сделали?

Глаза Джуниора расширились от удивления.

— Ты что, шутишь? — сказал он, оглядывая комнату, как будто это была шутка. Я не осмелился посмотреть, кто еще смеется. — Кроме того, что они кучка извращенцев?

— То, что они геи, не делает их извращенцами.

— Ну, это не совсем нормально, не так ли?

— Насколько я понимаю, — добавил другой двоюродный брат, Бернард, с противоположной стороны комнаты, — чем больше сигарет, тем лучше.

— Что? — Спросил Джуниор, поворачиваясь к нему.

Бернард добродушно пожал плечами.

— Это значит, что у нас будет больше цыпочек, верно?

Его сестра, сидевшая рядом с ним, сильно толкнула его локтем в грудь.

— Ты свинья.

— Что? Я здесь самый непредубежденный!

— Да, ты защищаешь геев, но мы, женщины, все еще «цыпочки».

— Что в этом плохого?

— Мне нравятся эти парни, — сказал Хулио, как будто разговор был окончен. Он откинулся на спинку стула, словно желая доказать, что не настроен на конфронтацию, хотя это было очевидно. — Ты когда-нибудь был в их магазине? — спросил он Джуниора. — Они классные, чувак.

— Как и двое других, — сказал Фрэнк, впервые присоединяясь к разговору. — Джаред Томас и тот полицейский, с которым он живет.

— О, да, — усмехнулся Джуниор. — Я забыл. Ты как-то был на вечеринке у них дома.

Фрэнк пожал плечами.

— Моя жена дружит со свояченицей Джареда, вот мы и заглянули. И что?

— Мистер Томас — лучший учитель, который у нас есть, — тихо сказал Мейсон справа от меня. Все повернулись, чтобы посмотреть на него, и он еще ниже вжался в спинку стула, но, тем не менее, мое сердце наполнилось радостью от его смелости. — Я собираюсь сдать у него зачет в колледже по физике на «отлично».

Мой отец фыркнул от отвращения.

— Вот что меня бесит, — сказал он, указывая на Мейсона. — Мне все равно, что такие, как он, делают в своих домах, но им нечего делать рядом с детьми! Вот почему ни один из моих мальчиков не играл в группе. Я не собирался давать какому-то слабоумному учителю оркестра шанс заметить Дома или Ди и навлечь на них грязные мысли

— С мистером Стивенсом тоже все в порядке, — сказал Мейсон, краснея.

— То, что он гей, еще не значит, что он педофил, — сказал Хулио моему отцу.

— Это не значит, что он не такой.

— Он преподает в этом городе уже почти тридцать лет и ни разу не был обвинен в неподобающем поведении. Разве это ничего не значит?

— Защищай их, сколько хочешь, — сказал мой отец. — Но я говорю тебе, что это плохая идея — подпускать таких извращенцев близко к нашим детям.

Хулио пренебрежительно махнул рукой в сторону моего отца, бормоча что-то себе под нос о динозаврах. Я был почти уверен, что он имеет в виду моего отца, но дискуссия прекратилась, когда команды вышли на поле, чтобы начать второй тайм.

Я сидел молча, тупо уставившись на свои руки, сложенные на коленях, и стыд давил мне на грудь, как какой-то неприятный груз. Да, по мнению моего отца, быть геем, возможно, и не самое худшее, что может быть в мире. Но быть геем в окружении детей? Это был совсем другой грех.

Я подумал о Ламаре, о том, как приятно было целовать его, и о том искушении, которому я чуть не поддался после этого, а затем о Наоми, сидящей в соседней комнате с телефоном, кузинами и синими бровями. Наоми, которая была ярким, красивым, притягивающим взгляды центром моей жизни.

И мой выбор был очевиден.

Мне придется порвать с Ламаром.

Я не мог поверить, как сильно скучал по Ламару в течение следующей недели. Я привык к тому, что он был рядом по вечерам. Я