В погоне за убежищем - Кэтрин Коулс

Я сделал все, что мог за отведенные минуты. Вытер главное, выпрямился и тут снова послышалось:

— Паапааа! Она снова взорвалась!

Я уронил голову и вновь зажал переносицу, растирая пульсирующие точки на лбу. Обычно я не ругался. Особенно при дочери. Но сейчас был всего один уместный вариант.

— Блядь.

Центр Спэрроу-Фоллс все еще шумел от людского потока, когда я свернул к зданию шерифа, но уже было не так оживленно — все-таки на дворе начало октября, а туристы постепенно разъезжались. Любители скалолазания, маунтинбайка и рафтинга, приезжавшие ради красот Центрального Орегона, скоро уступят место лыжникам и сноубордистам, как только выпадет снег. Но осенью всегда был небольшой перерыв, когда мы, местные, могли спокойно наслаждаться своим городом.

Я припарковался на свободном месте, заглушил двигатель и тут телефон издал звук уведомления. Выхватил его из подстаканника и взглянул на экран.

Кай сменил название группы на: Кровавая ванна Трейса.

Я нахмурился и набрал ответ.

Я: Я просто спросил, как лучше вывести пятна с кафеля, и все.

Надо было мне держать язык за зубами и не просить совета у братьев и сестер. Они обожали поиздеваться надо мной. Да, большинство из нас не были связаны кровными узами, но это не мешало семерым детям Колсонов быть самыми настоящими братьями и сестрами. А Кай — настоящий мастер провокаций.

Кай: Я всегда знал, что под этой маской примерного гражданина скрывается твоя склонность к убийствам.

Роудс: Я распечатаю это фото. Или попрошу Лолли сделать из него алмазную мозаику.

Я еще больше сдвинул брови. Роудс попала к Колсонам в тринадцать, после того как потеряла свою семью в пожаре. Она особенно привязана к нашей бабушке — женщине, прославившейся своими чересчур откровенными картинами из страз. Правда, это фото было недостаточно пошлым для бабули.

Я: Фото моей ванной было отправлено в доверии.

Фэллон: Почти уверена, что Кили размазала пасту даже по потолку.

Если я думал, что в ее ванной был хаос, то моя выглядела как эпицентр бедствия. А я даже не успел прибраться перед тем, как отвезти ее в школу. Мысль о возвращении домой к этому апокалипсису вызывала у меня нервную дрожь.

Я: Кажется, это хуже твоих блестящих бомб.

Фэллон: Нет ничего хуже моих блестящих бомб. Именно поэтому вся власть у меня.

Фэллон была самым добрым и чутким человеком, которого я знал. Ее сердце было огромным, а терпение — бесконечным. Но стоило перейти ей дорогу и держись. Ее мстительная фантазия могла затмить любого. Это делало ее идеальным соцработником в отделе по защите детей. Хотя мы все переживали, когда она сталкивалась с опасными ситуациями.

Кай: Держись подальше от меня с этим дьявольским порошком.

Фэллон: Зависит от того, будешь ли ты снова преследовать меня по участкам после наступления темноты.

Кай: Если ты будешь мотаться по неблагополучным районам по ночам — само собой.

Я сжал челюсти. Фэллон отчаянно пыталась быть самостоятельной, даже себе во вред. Это бесило нас с Каем. Хотя особенно — его. Между ними была особая связь. Когда Кай попал к нам в шестнадцать, полный ярости и боли от прошлого, только она смогла достучаться до него.

Фэллон: Тогда готовься — тебя ждет моя баночка гнева. (и взрывной смайлик с блестками)

Я знал — Кай за свои защитные выходки еще поплатится.

Я: Раз вы, придурки, не собираетесь мне помогать, я пошел на работу.

Шеп: Осторожно, он сказал слово на «п». Все равно что мат. Нам крышка.

Я: Ненавижу вас всех.

Я отключил звук в чате. Арден и Коуп сегодня молчали — значит, были заняты. Коуп сейчас в Сиэтле, снова на тренировках по хоккею. Его невеста Саттон и ее сын Лука поехали с ним. Арден, скорее всего, затерялась в своей мастерской или валялась в объятиях Линка. Но я все равно написал обоим.

Проверять, все ли в порядке у моих братьев и сестер, — стало навязчивой привычкой. Почти все мы попали к Колсонам не от хорошей жизни: потеря, насилие, пренебрежение. Даже родные дети Норы Колсон — Коуп и Фэллон — прошли через свое горе, потеряв отца и брата в автокатастрофе.

Жизнь бьет всех. И последние события лишь подтвердили это.

Я снова ощутил раздражающий зуд в груди. Очень хотелось позвонить в школу и убедиться, что с Кили все в порядке. Но я подавил импульс и выбрался из внедорожника.

Идя к зданию шерифа, я ловил на коже приятную прохладу. После рекордно жаркого лета все ждали осень как спасение.

Я вошел внутрь, и мужчина лет двадцати пяти за стойкой с улыбкой поднял взгляд:

— Доброе утро, шериф.

— Доброе утро, Флетчер, — поздоровался я. — Что-нибудь срочное сегодня?

— Только гора бумажек после твоего вчерашнего задержания. Но захват был шикарный, кстати.

Я хрустнул шеей, пытаясь снять остатки боли после неудачного приема.

— Я становлюсь слишком стар для всего этого.

Флетчер покачал головой, и его светло-русые волосы упали на глаза. Он выглядел как типичный капитан студенческой футбольной команды — легкий на подъем и беззаботный.

— Никогда не говорите такого.

Я фыркнул.

— Мне тридцать шесть, а не двадцать шесть. По меркам полиции — уже старик.

— Как скажете, шериф.

Я отмахнулся:

— Пойду заполнять бумажки и, возможно, приложу лед к спине.

Я прошел через общий зал, где привычный шум голосов наполнял пространство. Некоторые замолкали, чтобы поздороваться, кто-то просто кивал. Уилл Райт сделал вид, что не заметил меня вовсе — в его случае это выглядело как попытка самоутвердиться. Этот заместитель был одержим властью, а это делало любого копа опасным. Но пока он не сделал ничего такого, за что я мог бы его уволить.

— Доброе утро, шериф, — поприветствовала Бет Хансен, балансируя яичный сэндвич в одной руке и телефон в другой.

— Доброе, Бет.

— Оставила тебе бутер на столе.

— Спасибо, — пробурчал я. Сегодня я успел накормить Кили, а вот про себя забыл.

— Подлиза, — пробормотал Уилл.

Глаза Бет сверкнули.

— Если бы ты не был таким козлом, я бы и тебе принесла. Но у зебры не поменяешь полоски.

Фрэнк Смит захохотал за своим столом, похлопывая себя по животу:

— А мой, между прочим, очень даже ничего, Райт.

Я покачал головой и направился в свой кабинет. У меня не было сил разруливать их перепалки. К тому же я знал: Бет вполне способна постоять за себя. И едва ли обрадуется, если я попытаюсь вмешаться.

Зайдя внутрь, я резко остановился, увидев своего друга и