Лицо с обложки - Юлия Белкина

В семнадцать лет Зоя покинула родное гнездо с виолончелью в одной руке и отцовским чемоданом — в другой. Уезжала она без сожаления, совершенно уверенная в своей счастливой судьбе. Домой сестра так и не вернулась. После поступления в Гнесинку до осени она подрабатывала на московской овощной базе, куда ее устроила приятельница, с которой Зоя познакомилась во время поступления. Сестра имела дар сходиться с людьми. Ее всегда окружали поклонники и поклонницы.

«Эта работа чем хороша, — делилась она со мной в письмах, — можешь выбирать, в какой день в какую смену удобнее приходить, с утра или после обеда. Беру с собой на работу черный хлеб и соль, местные женщины научили. Подгнившие помидоры, редиску, салат, лук разрешают брать из ящиков. Обедаю там, на месте. Только с собой выносить не разрешается. Отработала полдня — сразу получила расчет, очень удобно».

Но Зоя перебирала овощи недолго. Осенью началась для нее совсем другая, лучшая жизнь… Сестра быстро освоилась в студенческой среде. Как говорила бабушка Гедройц — «нашла свою нишу». Когда предприимчивые сокашннки по институту сколотили уличный оркестр, талантливою Зою взяли в долю. В теплую погоду они выходили играть на Арбат, на Измайловский вернисаж, на площадь у павильонов бывшей ВДНХ, зимой — в переходы метро. У Зои появились деньги, свой круг общения. Ее уважали. Она была умна и осторожна. Дружила со многими, но в свой внутренний мир посторонних не допускала. сохраняла дистанцию, чем и была интересна людям…

При мысли, что скоро мне предстоит трястись в душном плацкарте поезда Москва-Красноярск, навьюченной Зонными вещами, как калмыцкая верблюдица, мне стало жаль себя до слез. Ведь Зоя полетит на самолете в Берлин* Зоя будет играть на виолончели в Котбусском городском театре, а я обречена на пожизненное прозябание. Кругом моего общения всегда будут девчонки из парикмахерской. кругом интересов — сплетни о том, кто с кем был и кто от кого ушел…

Словно прочитав мои мысли, Зоя вдруг сказала:

— Не хандри. По поводу тебя есть одна идея.

— Какая? — без энтузиазма спросила я. — Овощи на базе перебирать?

— А что, овощами ты брезгуешь?

На провокационный вопрос я отвечать не стала, но мое отношение к бессмысленному физическому труду было написано на лице.

— Ладно, овощами мучить тебя не станем. Есть и другие мысли… Послушай, Ленка, я тебя серьезно спрашиваю: ты хочешь остаться в Москве?

— Хочу, — без раздумий ответила я, но сестра строго посмотрела на меня и уточнила:

— На тебя можно положиться? Ты меня не подведешь? Не опозоришь?

— Не должна. А что надо делать?

Зоя торжествующе улыбнулась:

— Иди смой косметику и сделай умное лицо. И пожалуйста, сними эту развратную юбчонку. Надень лучше мой желтый костюм.

— Куда мы едем?

— Едем представляться ко двору.

Я не поняла:

— Куда?

Зоя рассмеялась:

— Едем знакомиться с богатой московской родней, которая нас знать не желает.

— А раз не желает, на фига к ним ехать?

— Ленка! — Сестра сделала строгое лицо. — Не хами, как базарная девка. Вспомни все лучшее, чему тебя учили в детстве. Дядюшка Скрудж ищет няньку шестимесячному внуку. Я порекомендовала тебя, дорогая Мэри Поппинс. Смотри не опозорься!

Когда в выпускном классе специализированной музыкальной школы Зои твердо решила штурмовать Гнесинку, паши богатые московские родственники засуетились. Они возмущались: зачем той Зое элитный московский вуз? Выдумала блажь! Дядя со знанием дела называл сумму, которую нужно «дать» за место в Гнесинке. Его супруга заранее предвидела, чем все кончится, и пила валерьяновые капли: Зоя, разумеется, не поступит и сядет им на шею. А обременять себя убогой провинциальной родней москвичам не хотелось.

— Зачем ей этот институт? — кричал в телефонную трубку дядя. — Поступала бы у себя в Красноярске на повара-кулинара, хоть бы сытой всегда была!

Сирота из многодетной семьи, дочь алкоголика — каждый из этих эпитетов звучал, как пожизненный приговор… И я торжествовала, когда Зоя с легкостью выдержала конкурс в шесть с половиной человек на место и поступила. Словно это была и моя победа!

— Везение, — объяснил потом дядя.

В его иерархии ценностей везение ничего не стоило. Рассчитывать на слепую удачу — это сидеть у моря, ждать погоды, как спившийся красноярский братец. В жизни успеха добиваются не везением, а другими качествами — московский дядя это знал точно.

Дядина супруга не верила и в везение. Поджав губы, она выразила свое мнение так:

— Просто, наверное, в комиссии пожалели сироту…

Не знали они тогда Зою. Уж чего-чего, но чувства жалости к себе она точно не вызывала! Сестра родилась красавицей. Это признавали даже ее злейшие недруги, вернее — «недругини», ибо врагов среди представителем мужского пола она никогда не имела. Еще в детском саду мальчишки дарили ей конфеты и яблоки. У Зои были очаровательные темно-карие, бархатные глаза, настоящие «очи черные». С детства она носила короткое каре, не мешавшее склоняться над инструментом и подчеркивавшее интересный овал лица. И еще у нее была роскошная фигура русской красавицы, которой тесно в рамках 90 X 60 X 90.

А я?… Я была младше сестры на полтора года, с фигурой «доска, два соска», как дразнили идиоты-одноклассники. Я терпеть не могла цвет своих глаз — зеленовато-карий, словно в щавелевом супе плавают коричневые звездочки поваренного лука! Я ненавидела свое имя — Лена, синоним серости. Когда тебе кричат из окна: «Ленка! Быстро сходи за картошкой!» — почему-то трудно соотносить собственную кличку с благородным именем Елены Прекрасной…

Мы с сестрой были похожи и не похожи. Обе пошли в отца: с каштановыми гривами волос, широко расставленными глазами и чуть вздернутыми носами. В детстве мне доставляло удовольствие врать, выдавая нас близняшек. Но лет в пятнадцать авторитет умной и талантливой старшей сестры показался мне невыносимым бременем. И я принципиально дистанцировалась от Зои, перекрасившись в блондинку и заимев проволочные латиноамериканские кудри. На поддержание белобрысой «проволоки» уходили килограммы краски и литры муссов для укладки волос, но окончательно убить в себе образ Зои не получалось. Малознакомые люди, встречая меня на улице, продолжали нас путать…

Не чуя под собой ног, я бросилась приводить себя в порядок. Видимо, за эти годы Зоя настолько не обременяла богатую московскую родню своей персоной, что заслужила их высочайшее доверие.

Дядя принял нас в шикарном офисе, расположенном где-то в центре Москвы. Пока Зоя вела переговоры, я молча стояла, потупив взор, как подобает благовоспитанной девице, и рассматривала фотографии на дядином стеле. Не требовалось семи пядей