Разрушь меня - Бьянка Коул

Я отрываю взгляд от записей службы безопасности, когда Николай входит в мой кабинет. Мрачно сжатая челюсть говорит мне все, прежде чем он говорит.

— В чем дело? — Я ставлю свой кофе на стол.

— Лебедев. — В голосе Николая слышится надвигающаяся жестокость. — Он узнал о Катарине.

Мои пальцы сжимают телефон. — И?

— Он напал на главный склад. Все взлетело на воздух. — Николай проводит рукой по своим седеющим волосам. — Товар на два миллиона пропал. Вместе с тремя нашими людьми.

Лед пробегает по моим венам. Не возмездие, а признание. — Имена?

— Мартинес, Ковач и Чен.

Я киваю, запоминая их. Их семьям будет выплачена щедрая компенсация. — Он действует быстрее, чем ожидалось.

— Это не действия, брат. — Серо-стальные глаза Николая встречаются с моими. — Это война.

Слова повисают между нами, тяжелые от обещания. Я встаю из-за стола и подхожу к окну, откуда открывается вид на горизонт Бостона. Где-то там, Лебедев делает свой следующий ход. Игровое поле сдвинулось, и фигуры разбросаны.

— Нам нужно, чтобы Эрик перевел Катарину в другое место. — Я стараюсь говорить размеренно и контролируемо. — И нам нужно удвоить количество охранников. Никто не приближается ближе чем на сто ярдов без разрешения.

— Уже сделано. — Николай подходит и встает рядом со мной. — Но, Дмитрий... Игорь не остановится, пока не вернет свою дочь.

— Или пока мы не сломаем его окончательно. — Слова на вкус как пепел у меня во рту. Война с Лебедевым означает жертвы с обеих сторон. Это означает, что насилие выплеснется на улицы. Это означает, что никто не находится в безопасности — ни наши люди, ни интересы.

Не Таш.

— Как мы собираемся отомстить? — Я отворачиваюсь от окна и смотрю на Николая.

Холодная улыбка играет на его губах. — Все уже в движении. В течение часа его художественные галереи начинают гореть. Затем аукционные дома. К утру все законные прикрытия, которые он использует для отмывания своих денег, превратятся в пепел.

— Полиция...

— Да, они будут повсюду. — Николай поправляет свои платиновые запонки, что входит у него в привычку, когда он обдумывает стратегии. — Пусть. Будет лучше, если они сосредоточатся на материальном ущербе, а не на телах. Пока.

Я перевариваю это, оценивая элегантность хода. Ударить Игоря по самому больному месту — по его репутации, по его законным предприятиям. Мир искусства любит старые деньги и старые имена. Как только его галереи станут магнитом для привлечения внимания, они разбегутся, как крысы с тонущего корабля.

— Одни только страховые расследования свяжут его на месяцы, — замечаю я.

— Совершенно верно. — Николай подходит, чтобы налить себе выпить. — И каждый следователь, каждый страховщик, каждый начальник пожарной охраны будут задавать вопросы. Такого внимания человек в его положении не может себе позволить.

— Сколько объектов недвижимости?

— Шесть галерей. Три аукционных дома. Антикварный магазин его жены. — Николай допивает виски. — Все тщательно рассчитано по времени, чтобы превзойти возможности реагирования на чрезвычайные ситуации.

Масштабы потрясают. Это не просто возмездие — это наше собственное заявление. У Игоря не будет иного выбора, кроме как ответить тем же.

Я медленно киваю, взвешивая последствия. — Сделай это.

— Уже, брат. — Губы Николая изгибаются в знакомой хищной улыбке. — Я не спрашивал разрешения.

Он направляется к двери, затем останавливается. — И еще кое-что. Твой маленький куратор...

— Оставь ее в покое.

— Именно это я и хочу сказать. — Он поворачивается, пристально глядя на меня. — В тот момент, когда Игорь обнаруживает твою связь с ней, она станет мишенью. И, в отличие от Катарины, у нее нет защиты.

Правдивость его слов поражает, как физический удар. Я хватаюсь за край стола, костяшки пальцев побелели.

— Держи дистанцию, — продолжает Николай. — По крайней мере, пока все не закончится. Если только ты не хочешь объяснить ей, зачем ей нужна вооруженная охрана, сопровождающая ее на работу.

Он уходит, дверь со щелчком закрывается за ним. Я замечаю в окно первую струйку дыма, поднимающуюся на фоне горизонта. Флагманская галерея Лебедева, без сомнения.

На моем телефоне загорается сообщение от Наташи.

Ты еще готов поужинать сегодня вечером?

Такое простое сообщение. Такое обыденное. И все же оно несет в себе тяжесть всего, что я могу потерять. Каждое мгновение покоя с ней сопряжено с возрастающим риском. Каждое спокойное утро может закончиться насилием.

Я закрываю глаза, вспоминая, какой она была в моих объятиях этим утром. В безопасности. Доверчивой. Совершенно не подозревая о чудовище, которого она впустила в свою жизнь.

Мои пальцы нависают над телефоном. Разумнее всего будет отменить. Чтобы создать дистанцию. Чтобы защитить ее от войны, которая вот-вот захлестнет этот город.

Вместо этого я набираю ответ.

Я заеду за тобой в восемь.

Потому что я эгоист. Потому что, даже когда поднимается дым и горят империи, я не могу заставить себя отпустить ее.

Глава 24

ТАШ

Я в последний раз смотрю на свое отражение, разглаживая шелк своего изумрудного платья от Halston. Винтажное платье идеально облегает мои изгибы. Мое сердце замирает, когда ровно в семь пятьдесят пять раздается звонок в дверь.

— Как раз вовремя, — говорю я, открывая дверь и обнаруживая Дмитрия, выглядящего сногсшибательно в темно-синем костюме.

Его арктическо-голубые глаза темнеют, когда он скользит взглядом по моему телу. — Это платье — произведение искусства.

— Я подумала, что ты, возможно, оценишь что-то другое. — Я подхожу ближе, как всегда затянутая в его орбиту.

Его руки скользят по моей талии, притягивая меня к себе. — Я ценю в тебе все.

Когда его губы встречаются с моими, поцелуй получается глубоким и всепоглощающим. Жар разливается по мне, когда его язык дразнит мой. Его пальцы собственнически впиваются в мои бедра.

Я вырываюсь с задыхающимся смехом. — Мы никогда не пойдем на ужин с такой скоростью.

— Это было бы такой трагедией? — Его большой палец проводит по моей нижней губе.

— Да, потому что я умираю с голоду. — Я хватаю клатч и подталкиваю его к двери. — Некоторые из нас сегодня работали весь обед.

— Ах да, снова терроризируешь членов правления? — В его глазах пляшет веселье.

— Пожалуйста. Если кто-то и наводит ужас на зал заседаний, так это ты. — Я запираю дверь, и мы направляемся к лифту. — Я просто излагаю факты. Это тебе нравится заставлять людей корчиться.

— Только некомпетентных. — Он ведет меня к лифту, положив руку мне на поясницу. — И тебе это нравится так же сильно, как и мне.

— Я ничего не признаю. — Но я не могу скрыть улыбку. Эта его игривая сторона, предназначенная только для меня,