«Реми Мартен» - Светлана Полякова
Никого не было на улице: сказывалась холодная погода. Только мы вдвоем, как два пилигрима, брели по темному и застывшему от холода переулку.
— Ты его любишь? — спросил Дэн.
— Кого?
— Райкова…
Я сначала хотела возмутиться, потом мне стало смешно, а потом я подумала и честно призналась.
— Нe знаю… Когда выясню для себя этот вопрос, обязательно тебе скажу.
— Лучше бы ты сказала «нет», — вздохнул он. — Я бы тебе поверил, даже если бы это было неправдой.
— Но я в самом деле не знаю! С какой стати мне врать?
— Он же другой… Он совсем другой! Ты не сможешь с ним жить!
Он заговорил горячо и быстро, схватив меня за руки. Он говорил что-то о том, что Райков никогда не сможет понять меня до конца, что всю жизнь он будет пытаться подчинить меня, лишить собственной воли, а все его окружение приложит максимум усилий, чтобы меня уничтожить, а если это не получится, то они просто сотворят еще одну куклу. Жалкую, накрашенную, безответную куклу… Что это будет страшно — видеть, что меня уже нет и из моем месте манекен. Что моя душа важнее и бесценнее всех Райковых на свете, как же я, черт побери, этого не понимаю…
Я слушала его, кивала, а сама думала о другом.
Я думала, люблю ли я Райкова, или просто он оказался «в нужном месте, в нужный час» и я принимаю за любовь благодарность за то восхищение, которым он меня согрел. И почему тогда Дэн не может добиться такого же эффекта? Почему я не могу сказать Райкову, чтобы он оставил меня в покое? «Потому что я этого не хочу…»
— Оставь меня, пожалуйста, в покое, — попросила я Дэна и, чтобы немного смягчить резкость фразы, чмокнула его в щеку. — Мне пора. Извини…
Дома было тихо, уютно, но грустное настроение и не думало меня покидать.
Мама что-то напевала — кажется, романс — на кухне. Мое появление она восприняла с некоторым удивлением.
— Я привыкла к тому, что последнее время ты отсутствуешь, — посетовала она. — Проблемы выросшего ребенка…
— Ты тоже вечно отсутствуешь, — парировала я. — Между прочим, выросшему ребенку иногда тоже нужны родители…
— Ну что ж… Сегодня тебе повезло. Я перед тобой. Кстати почему ты носишь грустную мордашку?
— Так, — развела я руками. — Получилось против моей воли… Проблемы, ма.
— Личные?
Вроде как.
Она посмотрела на меня внимательно, даже не скрывая тревоги. Похоже, физиономия моя и в самом деле производила впечатление безграничной задумчивости… Вот плоды того, что я всегда скрываю истинные чувства под маской иронии! Стоит только дать слабину — и люди тревожатся за тебя. Как будто им самим несвойственно в чем-то сомневаться, о чем-то грустить или просто быть недовольными.
Мама сняла фартук и уселась напротив меня, подперев ладонью щеку.
— Рассказывай, — попросила она.
— Я еще не поняла сама, что меня беспокою, — призналась я.
— Ты начни, а вместе уж разберемся с Божьей помощью.
— Понимаешь, я еще даже не решила, как я к нему отношусь, а уже пошли первые наезды, — печально сказала я. — Меня такое зло разбирает, что я вы прямо завтра вышла за него замуж…
— Со зла? — удивилась мама. — Это глупо. Замуж вообще-то надо выходить по любви.
— И не могу определиться…
— Значит, это еще не пришло, — тихо сказала мама. — Если бы ты любила этого человека, ты бы знала уже…
— Мне с ним странно, — призналась я. С одной стороны — хорошо, а с другой … Он меня немного раздражает. Я не могу понять, как в одном человеке сочетаются два совершенно разных. Один такой же как я, а второй совмещает в себе все качества, которые я ненавижу.
— Может быть, ты все это придумываешь? Наделяешь его какими-то чертами, ему несвойственными.
— Может быть, — согласилась я. — Слушай, давай его проверим на тебе.
— Как?
— Вы пообщаетесь с ним, и ты его прощупаешь…
— Саша, я же не ЦРУ! Ей-богу, ничего глупее и придумать нельзя! Тебе самой надо во всем разобраться…
— Я не могу сама… Когда мы встречаемся, я начинаю вести себя совсем глупо, ма. Я то его ненавижу всей душой, то жалею, то… он мне вдруг начинает нравиться. А то и вовсе я замираю от нежности к нему.
Мама помолчала, а потом осторожно поинтересовалась:
— И как далеко зашли ваши отношения?
— Он хочет, чтобы я вышла за него замуж, — сказала я.
— Значит, мне придется наступить на горло собственным принципам и побыть ЦРУ и КГБ, — подумав немного, сказала мама. — Дело-то серьезное… Не могу же я допустить, чтобы моя дочь вышла замуж за первого встречного, да еще сама при этом не понимала, какой он человек!
— Ты просто самая классная мать на свете! — обрадовалась я и поцеловала ее.
— Господи! — возвела она очи к небесам. — Почему, скажи мне, чтобы твоя дочь поцеловала тебя, надо поступиться принципами?
Глава восьмая
Утро началось с откровения.
Мужской голос по радио сказал мне: «Я самая большая дура на свете…»
Я спросонья даже не сразу поняла, отчего мужику понадобилось говорить о себе как о женщине. Справедливо отнеся эти слова на собственный счет, я подумала: надо же, ужe на радио знают, кто у нас самая большая дура на свете. Конечно, Саша Данилова…
Потом зазвучал грустный и красивый блюз, и я успокоилась. Это было название песни. Просто оно прозвучало в тему. Вторая «самая большая дура» пела очень здорово, низким голосом, как Нина Симоне, и я обрадовалась. Что ж, получается, не такие уж мы, дуры-то, безнадежные. Одна поет хорошо, другая пытается стать новым Робертом Луисом Стивенсоном, так что все у нас хорошо. Может, вокруг нас и ходят толпы умных жен-шин, но только им за ум-то Бог таланта не дал. Все исключительно нормировано…
Настроение у меня улучшилось, за окном светило солнце, и даже холод в комнате почему-то напомнил мне о неизбежности Рождества, и стало совсем весело.
Правда, до Рождества было еще очень долго, а в кармане у меня осталось всего-то сто рублей, но я все равно была почти счастлива.
Это у нищих духом деньги — главное, напомнила я себе. А у нас — вера в сказки и в Рождество… И еще как посмотреть, кто у нас дураки и дуры…
Вот с такими жизнеутверждающими мыслями я встретила грядущий день, нимало не подозревая, что он мне уготовил встречу с самым настоящим Гринчем[1].
Но об этом потом.
А в тот момент я
