Предсказание - Villa Orient

— Марина Черникова.

— Откуда?

— Россия.

— Далеко занесло. Что делала в Маскате?

— Гуляла.

— Ну и как? Понравилось?

— Не очень.

Я более чем уверена, что важным был только первый вопрос. Мужчина указал мне на диван у стены и махнул рукой полицейскому, который меня привёл. Тот вышел и закрыл за собой дверь. Пока я садилась, мужчина взялся за телефон. Ему быстро ответили, как будто на том конце только и ждали этого звонка. Разговор опять был коротким. Мужчина встал, налил воду из графина в стакан и подал мне.

— Спасибо.

Я выпила почти залпом. Он беззастенчиво рассматривал меня, потом потерял интерес и опять сел за стол. Я поняла, что продолжения разговора не будет. Он спросил и увидел всё, что ему было нужно. Я была в относительной безопасности, но никак не могла расслабиться. Встреча с Хамданом пугала меня даже больше, чем трое насильников в подворотне. Если, конечно, мужчина звонил Хамдану.

Мужчина занялся своими делами, а я осмотрелась по сторонам. Должно быть, это кабинет начальника. Он был большим, как и его хозяин, но обшарпанным. Деревянная мебель была старой, как из прошлого века, требующая реставрации или полной замены. Штукатурка на стенах и потолке местами отваливалась, ставни тоже следовало бы покрасить. Только кожаный диван, на котором я сидела, казался относительно новым.

Дорога из пригородного дома занимала больше часа, поэтому я приготовилась к долгому ожиданию, но не прошло и 15 минут, как дверь распахнулась, и по тому, как она открылась, я уже знала, что это Хамдан.

Мужчина встал из-за стола. Они пожали друг другу руки и перекинулись несколькими фразами, только после этого Хамдан наконец посмотрел на меня.

— Пойдём, Марина.

Я с трудом встала, ноги меня опять не слушались. Мне было страшно и стыдно. Колени и руки болели. Мы вышли в коридор, и теперь я шла впереди, а Хамдан чуть позади. Люди вытягивались в струнку, когда мы проходили мимо, и отдавали честь. Я вдруг поняла, что Хамдан вошёл в здание один, без охраны. Значит, здесь ему бояться нечего. Я не представляла, чтобы человек, облачённый такой властью в России, мог свободно разгуливать по больнице или полицейскому участку вместе с простыми смертными.

Мы вышли на улицу, где прямо у входа нас ждала машина. В машине Хамдан молча протянул мне небольшую бутылку воды. Я взяла, но никак не могла открыть крышку. Хамдан вдруг резко взял бутылку из моих рук и открыл её одним движением. Пластик хрустнул, наглядно показывая чистую ярость, как эти же руки с такой же лёгкостью могут свернуть мою шею с подобным звуком.

Слёзы сами собой покатились по щекам. Я не хотела при нём плакать, но ничего не могла с собой поделать. Лёгкие всхлипы быстро переходили в рыдания. Я впала в неконтролируемую истерику. Хамдан обнял меня и притянул к себе.

— Надеюсь, ты плачешь от счастья, а не от горя, Марина.

Ирония, которую я сейчас не могла оценить. Я плакала долго, никак не могла успокоиться. Рубашка Хамдана стала мокрой от моих слёз, но он продолжал меня обнимать и гладить по голове. В отличие от мальчишки-насильника, он легко снял платок, зарываясь пальцами в мои волосы и поглаживая кожу головы. Он терпеливо ждал, пока я успокоюсь.

Я всё ещё всхлипывала, но слёз уже не было. И вдруг машина остановилась. У меня уже не было сил удивляться. Дверь открылась. Видя моё замешательство, Хамдан подтолкнул меня.

— Выходи, Марина.

Я вышла. Мы были перед домом. Перед ним раскинулся небольшой сад, а небольшая территория была огорожена забором, но дом, определённо, находился в городе, потому что мы не успели бы выехать за город за такое короткое время. Этот дом был явно меньше загородного. Я пошла к двери, по пути к которой нужно было подняться на три ступеньки, но я опять споткнулась и упала бы, если бы Хамдан не поддержал меня. Он подхватил меня на руки и сам занёс в дом.

Он опустил меня на стул около стола. Мы были на кухне, где хлопотала пожилая женщина. Она радостно приветствовала нас и уже накладывала еду в тарелки.

— Поешь, Марина.

— Мне нужно вымыть руки.

Хамдан терпеливо встал из-за стола и повёл меня в ванную комнату на первом этаже. И не стал уходить. Я стеснялась, но понимала, что это просто меры предосторожности на случай, если я опять упаду. Поэтому я включила воду, помыла саднящие руки, промывая царапины, и ополоснула лицо. Тогда мы вернулись в столовую.

Я целый день не ела, но и сейчас аппетита почти не было. Женщина недовольно качала головой, глядя, как я ковыряю еду в тарелке. Хамдан повернулся ко мне:

— Марина, ешь. Или ты хочешь, чтобы я приступил к наказанию прямо сейчас? Ты же помнишь, я обещал тебя выпороть за бессмысленную беготню?

Надеюсь, что это был сарказм. Я так устала, что даже бояться не было сил. Мой отупевший от «бессмысленной беготни» мозг подсказывал, что наказание за сегодняшний день неизбежно, но я прямо сейчас не могу воспринимать это серьёзно. Я окончательно отложила вилку.

— Ты всё равно меня накажешь. Но аппетит от угроз у меня не появится. Мне нужно прилечь.

Я встала. Хамдан что-то сказал женщине и повёл меня наверх по лестнице на второй этаж. Я зашла в комнату и даже не обратила внимания на обстановку. Главное, кровать есть и ванная.

Я прошла в ванную, дверь запирать не стала. Я сняла туфли, стянула платье и бельё и встала под душ, прислонившись к холодному кафелю стены. Струи воды обтекали тело, смывая пот и грязь сегодняшнего дня. Царапины на коленях и руках болели. Я опять заплакала, но сил на истерику тоже не было. Я как следует промыла глаза ещё раз и, завернувшись в халат, вышла. Хамдан снял только пиджак и теперь сидел в кресле. Я затянула халат потуже и поморщилась от боли в ладонях.

— Что у тебя болит, Марина?

— Я упала.

— Покажи.

Я послушно подняла подол халата, чтобы было видно колени. Хамдан опустился на колени, чтобы рассмотреть царапины, потом осмотрел руки. Он молча достал из ящика баночку и ватные палочки.

— Садись.

Я села, а он осторожно продезинфицировал ранки. Было больно, повреждённую поверхность кожи жгло, я поморщилась и лишь один раз дёрнулась,