Тайна от Бывшего - Екатерина Белая

— Много чего, — задумчиво тянет он. — Но это мужские дела. Не вникай. Как тебе дом, кстати? — внезапно меняет тему. — Нравится?

— Хороший дом. Но я хочу уйти отсюда.

— Неправильный ответ, Вера, — звучит жесткий тон. — Ты останешься здесь. Со мной.

— Меня зовут Вика, — напоминаю.

Но Владимир пропускает мои слова мимо ушей, переключая внимание на телефон, который пиликает в его кармане.

— Слушаю, — отвечает он на звонок. — Естественно, я знаю его, — бросает короткий взгляд в мою сторону. — Ищет меня? — скалится хищно. — Что ж... Отправлю своих парней. Пускай пообщаются, — прикрыв динамик телефона рукой, он кивает в мою сторону и отдаёт приказ головорезам, застывшим у входа: — Уведите.

— Нет! — мотаю головой и пячусь назад. — Я не останусь здесь! Не трогайте меня!..

Пытаюсь увернуться, но меня хватают за плечи и тащат в сторону лестницы, ведущей наверх.

— Аккуратнее! — зло рявкает Владимир. — Башкой за неё отвечаете. Если сбежит или покалечится — с каждого лично спрошу.

Услышав его слова, рвусь еще отчаяние. Это просто какое-то безумие! Я не хочу в плен! Не хочу находиться в одном доме с каким-то сумасшедшим мужиком и его бандитской сворой!

— Ваня! — кричу, глядя через плечо. — Помоги мне! Слышишь?! Сделай что-нибудь! Ваня, пожалуйста!..

Но Митронин стоит, не шелохнувшись, уткнув глаза в пол.

— Уберите этого отсюда, — звучит приказ. — И чтобы к дому больше не приближался. Понял?

— Понял, — смиренно кивает Ваня.

И выходит за дверь, даже не взглянув в мою сторону.

Пребывая в шоке от происходящего, перестаю сопротивляться и послушно шагаю на второй этаж, где меня запирают в одной из комнат.

Затравлено осматриваю шикарно обставленную уютную спальню со всеми удобствами, и меня передёргивает от омерзения. Я хочу выбраться отсюда как можно скорее!

Сбежать через дверь точно не получится — в неё вмонтирован надежный замок, который изнутри ни за что не взломать. Поэтому я сразу бегу к окну, но там меня ждёт разочарование в виде решеток.

Я в клетке. И выбраться отсюда будет нереально.

Убеждаюсь в этом, понаблюдав за обстановкой из окна.

Много охраны, куча камер и высоченный забор вызывают чувство безысходности и отчаяния. А ещё страх. Холодный. Липкий. Ведь я не знаю, что на уме у этого Владимира. В голову лезут пугающие мысли.

Нервно мечусь из угла в угол, прислушиваясь к звукам в доме, и дергаюсь от каждого шороха. Но про меня будто вообще забыли. И вплоть до самого вечера я провожу время в полном одиночестве. А когда в двери щёлкает замок, вздрагиваю и пячусь к окну.

— Владимир Борисыч хочет, чтобы ты с ним поужинала, — заявляет с порога хмурый амбал.

— Я не хочу есть.

— Можешь не есть. Но спуститься к столу всё равно придётся.

— Только если меня после этого отпустят домой, — воинственно складываю руки на груди.

— Условия здесь может выдвигать только Владимир Борисыч, — усмехается амбал. — А ещё он отдаёт приказы, которые сразу исполняются. У меня приказ — доставить тебя к столу. Выбирай — идёшь ногами или я тебе помогаю.

Глядя в наглое лицо, понимаю, что мордоворот не шутит. Не пойду сама — меня потащат силой. Поэтому чтобы не усугублять ситуацию, волочу ноги к выходу и в сопровождении громилы спускаюсь в просторную столовую, где за накрытым столом уже восседает Владимир.

— Сядь поешь, — звучит его приказной тон.

Молча приземляюсь за другой конец стола, чтобы сохранить максимальную дистанцию. Тут же рядом появляется какая-то женщина и профессионально сервирует передо мной тарелки с блюдами и приборы. А закончив, она исчезает так же незаметно, как появилась.

Смотрю на еду и сглатываю ком тошноты.

Я не смогу проглотить ни крошки даже под угрозами. От нервного напряжения желудок свернулся в узел.

— Если ничего не нравится, тебе могут приготовить то, что скажешь, — сообщает Владимир. — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно.

— Отпустите меня, — вскидываю на него умоляющий взгляд. — Пожалуйста.

— Нет, — режет он, мрачнея. — И советую больше не касаться этой темы. Ешь.

И сам принимается за еду, поглядывая за мной исподлобья.

Вступать в конфликт с человеком, от которого зависит моя судьба, глупо. Поэтому беру вилку и для вида ковыряюсь в тарелке.

На какое-то время в столовой воцаряется тишина, нарушаемая звуками приборов.

— Вы сказали, что мы встречались однажды, — не выдерживаю напряженную обстановку. — Когда это было?

— В день смерти твоей матери.

Его ответ выбивает воздух из лёгких.

Беру несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями, и продолжаю диалог:

— Мне было три года. Я не помню себя в том возрасте и… — с силой сжимаю вилку, ощутив горечь в горле, — маму тоже не помню.

— Потерять мать в таком возрасте — хреново. Но против судьбы не попрёшь, — рассуждает Владимир. — Я, кстати, сам детдомовский и не понаслышке знаю, что такое тоска по родителям.

— Сочувствую вам.

— Не надо, — качает он головой и скалится. — Сиротское прошлое подарило опыт, который помог мне выжить. И я скорее всего был бы плохим сыном, поэтому всё к лучшему. Всё сложилось правильно.

— Дети не должны расти без родителей. В этом нет ничего правильного.

— В целом — согласен с тобой. Возможно, именно поэтому я так и не завёл своих детей. Ходить под пулями было бы в разы сложнее. А так — смерть не страшна. Если сдохну, никто плакать не будет. — Он замолкает, погружаясь в свои мысли, но потом вдруг неожиданно меняет тему: — Вера была яркой девушкой. — Ловлю на себе изучающий взгляд. — И внешне и по характеру. Она горела огнём. Любила жизнь. Красавица была, глаз не оторвать. Я никогда не видел таких. Влюбился в неё с первой встречи.

— Вы… — запинаюсь, — были влюблены в мою маму?

— Так удивляешься, будто не понимаешь, о чём речь. В зеркало давно смотрелась? Ты ведь её копия.

— У нас есть сходство, но мама… она другая…

Хочу сказать, что она гораздо красивее и ярче, но Владимир перебивает:

— Вы с ней похожи один в один. Я как будто на Веру сейчас смотрю.

— Но я — не она.

— И я пытаюсь уложить это в голове. Но крыша едет, — он наливает себе что-то в стопку и залпом выпивает. — Я когда тебя по ящику увидел, чуть инфаркт не схватил. Думал, тронулся окончательно.

Вспоминаю про интервью, которое давала журналистам на городском празднике, и морщусь. Мне до сих пор стыдно за свой позор на камеру.

Но это не идет ни в какое сравнение с пониманием того, что я привлекла внимание Владимира. Человека, который был влюблён в мою маму. И который немного помешан