Пламя в моем сердце - Рита Трофимова
Мысли метались из крайности в крайность. Теперь Лина во всём винила себя и оправдывала Филиппа. Он же совершенно вымотан, истощён, ещё и досталось ему в драке с этим айдолом, и от меня ему тоже досталось: воспитывала, строила, заставляла пить нелюбимое молоко, разве можно было так с ним? Лина попыталась взглянуть на ситуацию его глазами, представив на миг, что к Филиппу приехала лучшая подруга, допустим Олька, и он бы любезничал с ней, не отходя ни на шаг. «Ой, мамочки, да не дай бог! Мне бы определённо это не понравилось, и терпеть бы такое я точно не стала. Но это же Лёха, всего лишь Лёха, мой друг!»
Лишь на рассвете Лина забылась тревожным сном. Проснулась, когда солнце во всю било в окно, а стрелки на часах приближались к одиннадцати дня.
«Эх, мамы Марты на нас нет!» — подумала Лина, выползая из постели.
Лёха тоже поднялся ближе к двенадцати и первым вышел во двор, обнаружив возле двери пакеты с продуктами, те, что они принесли вчера из поселкового магазина. И эта новость озадачила Лину, вызвав новый виток обиды. Глаза защипало от слёз, дыхание перехватило. «И что бы это значило? Почему Филипп так поступил?» — задавалась она вопросом.
В глубине души она ждала от него извинений, вздрагивала от каждого звука, надеясь увидеть его на пороге своего дома.
Так в бестолковых метаниях пролетело два дня, а Филипп так и не появился.
Лина грустила, пытаясь занять себя работой, до блеска намыла пол, перебрала книги на полках и бельё в шкафах. А когда выходила во двор полоть грядки, глаза помимо воли тянулись к окнам дома Полянских, но за ними стояли тишина и вечные сумерки, и ни единого признака жизни не наблюдалось. Только однажды ей показалась промелькнувшая тень в ночи и тихие шаги во дворе.
Лёха купался в речке, готовил обеды и вообще делал вид, что ничего не происходит, а когда Лина закрывалась в детской поплакать, брал в руки гитару и уходил во двор, сидел под яблоней на лавке и бренчал знакомые песни. Лина старалась держаться, но мысли не отпускали, и всё буквально валилось из рук.
А утром третьего дня позвонила Эла. Лине ничего не оставалось, как ответить на звонок, хотя говорить совсем не хотелось, не о чем было говорить.
— Ну и как это понимать? — воскликнула Эла в трубку, взволнованно дыша. — Где тебя носит? Я уже четвёртый час дома, а тебя всё нет.
— Эл, я на даче, мы тут с Лёхой и с… Филиппом, — бодро ответила Лина, стараясь ничем не выдать своего подавленного настроения.
— Ах вот оно что! Значит, вы с Полянским сговорились? Не зря ты воевала с нами. А я-то думала, что ты мне доверяешь. Могла бы и рассказать!
— Да нечего мне рассказывать, думала, что одним днём обернусь, даже кота с собой не взяла, но мне пришлось задержаться.
— Вы с Филиппом встречаетесь?
Лина почувствовала себя ужасно глупо, словно мышью, которую загнали в угол.
— Отвечай! — настаивала Эла.
— Даже если и так, то это касается только нас двоих. И вообще, я не понимаю, почему вы вмешиваетесь, — огрызнулась Лина.
Эла замолчала, напряжённо дыша в трубку, но потом вдруг сбавила тон и сменила тактику.
— Знаешь, как мама волнуется? — сдержанно спросила она, явно давя на жалость. — Звонит мне по несколько раз на дню, всё спрашивает, как ты, чем занимаешься. Но я не буду ничего рассказывать, звони ей сама и объясняйся.
— Ладно, — вздохнула Лина. — Я правда переживаю из-за мамы и, если начистоту, считаю себя виноватой. Но это никак не повлияло бы на моё решение не ехать, пойми уже наконец.
— Что ты заладила одно и то же? Я всё понимаю, любовь зла… — Эла осеклась, хмыкнув в трубку. Лине даже показалось, что она увидела хмурую складку на лбу Элы и её невесёлую улыбку — настолько красноречиво было молчание в эту минуту. — Эх, Лина, смотри не наделай глупостей. Помни наш недавний разговор!
— Я всё помню.
— И забери кота, он тут одичает один без присмотра.
— Его, вообще-то, соседка подкармливает, но мы заберём. Обязательно заберём.
* * *
Чувство вины перед мамой Мартой взывало к совести, сомнения терзали душу. Может, и правда не стоило сопротивляться и уехать в Германию? Но как же Филипп⁈
Лина набрала полную грудь воздуха и выдохнула со стоном. Захотелось сыграть на фортепиано что-нибудь громкое, бунтарское, так, чтобы её услышал весь свет. Чтобы её услышал он! Желание было такой силы, что ладони буквально горели огнём и покалывало пальцы. Казалось, что она сможет сходу сыграть мелодию любой сложности.
Схватив старенькие ноты, сборник классических фортепианных этюдов, Лина открыла на первой попавшейся странице этюд Скрябина ор. 8 №12, и заиграла, считывая с листа. Произведение было технически сложным с чередующимися аккордами и сменами октав и требовало детального разбора, с первого раза без запинки точно не сыграть. Лина и не сыграла, запуталась в сложных фортепианных пассажах, потеряла строчку в нотах и сбилась с ритма, хоть и изначально взяла не слишком быстрый темп. На эмоциях с силой ударила по клавишам и мысленно себя отругала.
И что бы на это сказала Бескровная? Влетело бы ей по первое число за такую игру, за безответственное, небрежное отношение к делу. Да… с таким успехом исполнить этот этюд, хотя бы на одну десятую так же прекрасно, как его когда-то играли выдающиеся пианисты Горовиц и Рихтер, ей точно не светит.
Лина расправила плечи, решив во чтобы то ни стало заняться разбором нот, и с усердием погрузилась в работу.
Услышал ли её стихийный демарш Филипп, на котором теперь сошёлся клином весь белый свет, она не имела понятия, но вот Лёха точно услышал и с удивлённой миной заглянул в зал, в руках у него была неизменная гитара.
— Лин, ты чего тут бушуешь? — с настороженным любопытством спросил он.
Лина устыдилась своих необузданных порывов, подумав вдруг, что ни за что не признается
