Синдикатер - РуНикс

Это был третий лидер, по совпадению хозяин Малини, который визжал как свинья и рассказал ему, где они держали ее и как они позволили информации о ней просочиться. Тот факт, что он визжал, вышел наружу, и к тому времени, как Дайн добрался до склада, она снова исчезла, оставив после себя грязные простыни и кровать, на которых они ее изнасиловали. Дайн все это принял, вдохнул пространство и поклялся вернуть мужчин точно в то же самое место и позволить ей отомстить... после того, как он повеселится. Он тоже заслужил немного мести.

Но сначала ему нужно было найти ее. После этого он просто воспользовался всеми зацепками, которые нашла Морана, нашел место, о котором Вин написал ей, и прибыл туда через несколько минут после них.

Несколько минут почти слишком поздно. Он вспомнил. Как она была вялой в уродливой, пустой комнате, бутылка опрокинута на пол, почти пустая. Ее глаза открыты, но не видят, жизнь почти вышла из них.

Ему потребовалось все, все внутри, чтобы оставаться спокойным и вытащить ее незамеченной. Потому что, какой она была, какой она почти сошла в ущелье с края, он знал, что никто не сможет вернуть ее. Никто, кроме него.

Он прошел сквозь тьму, в которой она была, победил ее и сделал ее частью себя. Он был единственным человеком, которого она доверяла, доверяла годами, даже если она была ранена. И самое главное, он был единственным, у кого был ответ, за который она держалась, рычаг, который он собирался безжалостно использовать, если это означало вернуть ее с края. Если бы ее семья нашла ее тогда, такой, какой она была, они бы не смогли ее спасти. Они бы любили ее, но не поняли ее, не знали бы всех ужасных вещей, которые с ней случались, и все равно смотрели бы на нее прежними глазами. Даже малейшее сочувствие, жалость столкнули бы ее с края. Она бы умерла от депрессии или попыталась бы снова покончить с собой.

И он не мог этого допустить.

Если бы она это сделала, мир бы перестал существовать.

Это было то, как ее рот открывался в безмолвном крике, когда он заставлял ее кончать снова и снова, после того, как она уже громко кричала некоторое время. Это было то, как он видел что-то уязвимое в ее глазах, такое живое и яркое, что пульсировало жизнью. Это был ее тихий смех, когда он случайно, иногда нарочно, касался щекотливого места, прежде чем его заменяла мягкая улыбка. Это было то, как она никогда не сдерживала свои ответы от него, давая ему знать всем, что у нее было, как он ей нравится, даже когда она ругала его, даже когда она царапала его, даже когда она поглощала его. Она позволяла ему сдерживать себя, позволяла ему держать ее под собой, позволяла ему делать все, что он, черт возьми, хотел, и забирала у него все взамен. Это было то, как все это никогда не переставало оттаивать в его груди что-то, что было заморожено в течение долгого времени.

Она никогда не могла потерять жизнь в себе. Он бы умертвил весь мир без угрызений совести, если бы это означало, что она будет жить.

Но, к счастью, сейчас это не казалось необходимым. Синдикат понятия не имел, что их существование висело на тонкой нити здравомыслия, построенного дыханием сломленной девушки. Она была в гораздо лучшем месте, достаточно хорошем, чтобы он не беспокоился о том, что она может навредить себе сама без его присмотра. Хотя он и следил за ней, он знал, что она собирается погрузить себя в этом опыте таким образом, который был для нее более здоровым по сравнению с тем, что было бы раньше, о чем он подробно говорил с доктором Мэнсоном. Раньше она никогда не видела неба. Ей потребовались месяцы, чтобы увидеть его, чтобы добраться до места, где она теперь поняла, что у нее есть крылья. Теперь она училась летать.

«Человек-тень?»

Сквозь его размышления прорвались невнятные слова.

Ах, страх. Старый добрый страх. Черт, он наслаждался, видя его в глазах своих жертв.

И глаза Ксавьера говорили ему, что он знает, что его время истекло, что он знал из слухов, что нельзя увидеть Человека-Тень, если ты не собираешься умереть.

И Дайнн сидел там перед ним, совершенно непринужденно. Ксавье знал. И Дайнн наслаждался, видя это выражение на его лице.

«Пожалуйста», — умолял он, как они всегда это делали. «Я расскажу вам все. Я присоединюсь к вашим силам. Не убивайте меня, пожалуйста».

Это было жалко, сопли и слезы, когда он рыдал как младенец. У младенцев было больше достоинства, чем у этого куска дерьма. Он знал, потому что имел дело с одним.

«Тогда скажи мне, что я хочу знать», — заявил Дайн, позволив ему думать, что у него есть шанс стать исключением и выбраться живым. Он должен знать лучше. Для Человека-тени не было исключений, кроме одного, единственного, с которым они все связались и за который собирались заплатить цену.

«Я говорю правду», — взмолился старик. «Это было последнее, что я слышал от него. После того, как ты убил мастера, все ушли в подполье. С тех пор я прячусь здесь».

Это совпадало с тем, что он знал. «Расскажи мне о Синдикаторе».

Ксавье шумно сглотнул. «Какой?»

Дайн просто одарил его взглядом, который, как он знал, был пугающим.

«По-моему, их было четверо».

«Неправильный ответ».

«Клянусь», — выбежал Ксавье. «Мой куратор мертв, и все, о чем он говорил, были четыре змееголовых. Знаешь, как те змеи, которых все носят в том или ином виде?»

Что было действительно глупо для сверхсекретной организации. Какого хрена они хотели иметь такой узнаваемый знак на своих членах? Если только это не было нарциссизмом и не подпитывало их иллюзию власти.

«Четыре змееголовых», — размышлял Дайнн. Гектор сказал ему, что их было пятеро, что из последних двух оставшихся один убил другого и взял под контроль. Был ли на самом деле пятый, или дальше по линии распространялась еще одна дезинформация? Всегда ли их было только четверо? Это было важно знать, потому что ему нужно было отсеять и устранить возможных подозреваемых, одним из которых был его собственный донор спермы. Хотя