Бывший муж. Босс. Миллиардер - Эмилия Марр
— Вы понимаете, что вы сделали? — мой голос звучит хрипло, но твёрдо. — Вы разорвали нас. Вы отняли у меня… у нас… годы.
Изольда и Марика виновато опускают взгляды.
— Мы были детьми, — шепчет Изольда. — Мы не понимали… Мы просто слушались маму.
Я откидываюсь на спинку стула, сердце колотится так, будто готово вырваться наружу. Всё внутри кричит: почему вы молчали все эти годы? Вы могли Эрику все рассказать!
— Скажите… — я заставляю себя произнести, хотя губы дрожат, — вы когда-нибудь рассказывали Эрику?
Тишина. Они переглядываются. Марика кусает губу, Изольда отводит глаза.
— Ну? — в моём голосе уже нет терпения, только холод.
Изольда первой сдается. Смотрит на меня, и её глаза полны слёз.
— Нет. Мы не признавались ему. Мы боялись. Боялись, что он никогда нас не простит. Что отвернётся от нас навсегда.
Марика торопливо кивает:
— Да. Мы боялись, что он не поймёт, что это мама нас заставила. Что мы для него будем предательницами.
Я зажмуриваюсь и ощущаю, как по спине пробегает холодок. Так вот оно что. Сколько лет прошло — а они молчали. Жили с ним под одной крышей, ели за одним столом, пользовались его деньгами и всё это время знали правду. И молчали.
— Значит, — тихо говорю я, открывая глаза, — вы позволили мне думать, что он меня бросил. И позволили ему верить, что я его предала. Всё это время.
Им нечего ответить. Они опускают головы.
Я вздыхаю. Горечь во рту такая, будто я проглотила яд. Уже ничего не исправить. Прошлое не вернуть, раны не стереть.
В этот момент в гостиную возвращаются Эрик и Тимур. Оба о чём-то оживлённо переговариваются, но, войдя, тут же замечают атмосферу — напряжённую, вязкую, как гроза в закрытой комнате.
Эрик останавливается, его взгляд тут же устремляется на меня.
Я торопливо отворачиваюсь, пока он не увидел всего, что написано у меня на лице.
Эрик застывает в дверях, взгляд напряжённый, будто он уже почувствовал неладное.
— Агата? — он делает шаг ближе, его глаза изучают моё лицо, ищут ответ. — Что произошло?
Я поднимаю голову и заставляю себя улыбнуться, хоть уголки губ предательски дрожат.
— Всё в порядке, — отвечаю слишком быстро. — Просто… мы говорили, вспоминали прошлое. Девчонки удивились, увидев меня.
— И это всё? — он явно не верит, но не настаивает, только сужает глаза.
— Всё, — киваю я, стараясь не смотреть в его сторону.
Тимур переводит взгляд с меня на Эрика, будто чувствует скрытое напряжение, но решает не вмешиваться. Он снова заговаривает о деле, и внимание Эрика переключается. Но я всё равно ощущаю его взгляд на себе, тёплый, прожигающий, требовательный.
Вечер тянется медленно. Сёстры ведут себя сдержаннее, чем раньше, но всё равно постоянно бросают на меня виноватые взгляды. Я стараюсь их не замечать.
Когда наконец Тимур уходит, а девочки поднимаются к себе, мы остаёмся вдвоём. Тишина наваливается почти физически.
Эрик подходит ближе, останавливается напротив меня. Его глаза — как тиски. — Ты что-то скрываешь.
Я отвожу взгляд, но молчание только усиливает его настороженность.
— Агата, — его голос низкий, почти глухой. — Я вижу тебя насквозь. Что случилось?
И тут во мне что-то ломается. Всё, что я держала внутри, всё, что так неожиданно вскрылось, — рвётся наружу.
— Ты даже не представляешь, сколько лет твою жизнь и мою ломали чужими руками, — вырывается у меня. Я поднимаю на него глаза, полные боли. — Сколько лет мы жили в обмане.
Он замирает. — О чём ты? — тихо, но в его голосе уже сталь.
Я кусаю губу, силясь остановиться, но не могу.
Между нами висит напряжение, настолько сильное, что воздух в комнате становится вязким. Он смотрит на меня так, будто пытается вытащить ответ силой, но я отворачиваюсь.
Он делает шаг ближе, и его рука почти касается моей, но я резко поднимаюсь и ухожу к лестнице.
— Агата! — в его голосе одновременно злость и отчаяние.
Но я не оборачиваюсь.
Я захлопываю за собой дверь комнаты, но не успеваю сделать и двух шагов — дверь резко распахивается, и Эрик входит следом. Его шаги тяжёлые, взгляд — жёсткий, как клинок.
— Хватит игр, Агата, — его голос низкий, почти рычание. — Ты что-то узнала, и я хочу знать это сейчас.
Я прижимаюсь спиной к стене, сердце колотится так, что я слышу его удары в висках.
— Эрик, — начинаю тихо, но он не даёт мне шанса увильнуть.
— Говори! — он подходит ближе, так что я чувствую тепло его тела. — Или я вытащу это из тебя сам.
И в этот момент я понимаю: дальше молчать невозможно. Всё это время между нами стояла стена, возведённая чужими руками, и я не могу больше быть её частью.
— Это были не мы с тобой, Эрик, — слова вырываются из меня дрожащим шёпотом. — Это сделали они. Твоя мать… и твои сёстры.
Он замирает, нахмурившись.
— Что?
— Изольда призналась, — голос мой срывается, но я продолжаю, будто бегу по тонкому льду. — Она… она тогда взяла твой телефон. Стерла мой номер. Подменила цифры. Заблокировала. Всё это она сделала по приказу твоей матери. Марика тоже участвовала. Они сделали всё, чтобы мы не смогли связаться друг с другом. Чтобы ты думал, что я бросила тебя. И чтобы я верила, что ты отвернулся от меня.
С каждой моей фразой лицо Эрика каменеет. Его глаза темнеют, и я вижу, как в них загорается огонь — сначала неверие, потом ярость.
— Нет… — он качает головой, будто пытается оттолкнуть мои слова. — Нет, этого не может быть…
— Это правда! — почти кричу я. — Ты думаешь, почему всё оборвалось так внезапно? Почему ты не мог до меня дозвониться, а я до тебя? Я тогда думала, что ты предал меня, что бросил меня ради новой жизни. А ты, наверное, считал, что я ушла к другому. Но мы оба были марионетками в чужих руках, Эрик.
В комнате повисает гробовая тишина. Его дыхание становится тяжёлым, губы сжимаются в тонкую линию.
— Они… всё это время… — он обрывает сам