Жестокий муж (СИ) - Вильде Арина

Мысль слишком соблазнительна, но нет. Не хочу пугать дочь утром. Думаю, она точно не оценит.

Чудом, не иначе, мне удаётся затащить его в гостиную. Он то спотыкается, то едва держится на ногах, но я каким-то образом всё же довожу его до дивана. Захар тяжело плюхается на него. Удержавшись от ругани, делаю шаг назад.

Уже собираюсь вернуться к Диане, но что-то снова неприятно разъедает изнутри.

Я ненавижу это чувство.

Вздыхаю, сжимаю губы и снова подхожу к нему. Билецкий лежит в мокрой одежде, волосы прилипли ко лбу. Если оставить все так, точно заболеет.

Злюсь на себя и на него, но упорно стягиваю с него мокрую куртку. Пальцы дрожат от злости и усталости. Каждое движение даётся с трудом.

— Чёрт... чем я вообще занимаюсь? — стону про себя, расстегивая пуговицы на рубашке. Ткань липкая и холодная.

Захар не реагирует, просто лежит, тяжко дыша, как будто его совсем не волнует то, что происходит. Плед, чуть сползает, но я уже не поправляю. В конце концов, это всё, что я могу для него сейчас сделать.

— Ну и кто из нас дурак? — шепчу, не удержавшись.

Снова не отвечает. И, честно говоря, я уже и не жду. Всё, что осталось, только глухое раздражение и странное чувство ответственности. Заканчиваю стаскивать с него остатки мокрой одежды и накрываю пледом.

Закрываю за собой дверь и иду в комнату к Диане. Пусть этот вечер закончится хоть как-то спокойно. Вздыхаю и прикрываю глаза, обещая себе, что утром всё это будет казаться проще. Но точно знаю, что не будет.

Глава 41

Захар

Я просыпаюсь от ощущения странного тепла на груди и тени перед глазами. Открываю глаза и встречаюсь с большими детскими глазами. Диана смотрит на меня, стоя у края дивана, совсем близко, и почти шепотом спрашивает:

— Мама, а папа тоже заболел?

Это… квартира Юли?

Блядь, как я сюда попал?

В голове бардак. Последнее, что помню, — это прокуренный бар и то, как я заказал себе непонятно какую по счету бутылку виски.

— Нет, я не заболел, — пытаюсь улыбнуться дочке, но чувствую, что это выходит криво. — Просто плохо себя чувствую.

Голова гудит, мысли путаются, тело тяжелое, будто меня кто-то избил. Медленно поворачиваюсь, оглядываясь вокруг. Диван. Плед.

Голова раскалывается, и воспоминания обрываются где-то на середине ночи. Единственное, что всплывает — дождь, холод, и голос Юли, полный ярости.

Откинувшись назад, сжимаю виски, пытаясь собрать мысли. Черт, как я мог так нажраться? Почему оказался здесь?

Внезапно рядом с диваном оказывается Юля. С первого взгляда становится ясно, что она недовольна моим присутствием. Её взгляд скользит по мне, холодный и отстранённый. Я встречаюсь с ней глазами, но она, кажется, избегает прямого контакта.

— Проснулся, — бросает она, не утруждая себя приветствием. Голос сухой, с оттенком презрения.

Я молчу, чувствуя, как раздражение начинает закипать внутри.

— Почему сюда приехал, а не к себе домой? — продолжаю молчать, и она сдавленно выдыхает, сложив руки на груди. — Я спрашиваю, что ты здесь делаешь, Захар? Какого черта ты вчера явился в таком состоянии?

— Не знаю, — хрипло отвечаю, чувствуя, как голос прорывается сквозь сухость в горле. — Наверное, напился и что-то перепутал.

Не говорить же, что напился из-за бабы. Той самой, из-за которой Юля так и не стала мне настоящей женой.

Юля смотрит на меня так, будто вот-вот взорвётся от злости, но из-за присутствия дочери сдерживается. Её губы сжаты, брови нахмурены.

— Напомню, вчера я писала тебе и звонила. Диане было плохо. А ты решил, что лучший способ быть отцом — это нажраться и явиться сюда? Отличный пример для неё, Захар, просто великолепный.

Её слова впиваются в меня, вызывая глухую злость. Я хочу ответить, но вместо этого просто поднимаюсь с дивана, выдыхая сквозь сжатые зубы.

— Юля, — начинаю, но она перебивает:

— Ты снова не был рядом, когда нужен. Когда что-то идёт не так, тебя нет. Тебя никогда нет.

Она опирается на стену, её взгляд становится жестче.

— Ты даже не понимаешь, как сложно растить ребёнка одной, да? Ты приходишь, когда это удобно, бросаешь красивые фразы о «праве быть отцом», а потом исчезаешь, как только тебе это надоедает.

Я молчу, не находя что ответить. Она права. По-своему. Но меня это только больше злит.

Юля стоит, не двигаясь, сжав руки на груди, её холодный взгляд не покидает меня ни на секунду. Я понимаю, что она не собирается продолжать разговор — по крайней мере, не здесь и не сейчас.

— Ладно, — говорю, стараясь смягчить напряжение. — Понял, намёк ясен. Уже пора уходить, да? — пытаюсь состроить шутливую улыбку. — Даже кофе не предложишь? Или супчика от похмелья?

Юля лишь приподнимает одну бровь, её взгляд становится ещё более колючим, если это вообще возможно. Она смотрит на меня так, будто я сказал что-то невероятно глупое.

— Не смешно, Захар. Если ты в таком состоянии рассчитывал на заботу, то ошибся дверью.

Шутка не сработала. Чёрт, чего я вообще ожидал? Она злится. Я вижу, как она с трудом сдерживается ради Дианы.

— Слушай, Юля, — начинаю я,, — я не планировал сюда ехать, и уж точно не в таком виде. Не знаю, почему так вышло.

— Правда? Не знаешь? — она резко разворачивается к окну, как будто не может больше смотреть на меня. — А я-то думала, что ты взрослый человек и можешь контролировать себя. Видимо, ошиблась.

Внутри меня всё сжимается, и я чувствую, что если останусь здесь дольше, это закончится ещё более серьёзной ссорой. А мне сейчас нужно с Евой разобраться, а не сраться с Юлей.

— Папа, ты уже уходишь? — Диана дергает меня за руку. Её голос дрожит, и мое сердце предательски сжимается, когда опускаю взгляд на дочь.

Я опускаюсь на пол рядом с ней, бережно обнимаю её и пытаюсь говорить мягко, хотя внутри меня бурлит раздражение от всего, что произошло за последние сутки.

— У меня есть парочка важных дел, зайка, — тихо объясняю, глядя ей прямо в глаза. — Но после этого я обязательно приеду. А пока ты должна отправляться в постель и поправляться. Договорились?

Она кивает, но её нижняя губа слегка дрожит. Чёрт, как тяжело её вот так оставлять, но что мне сейчас делать? Я нежно касаюсь её волос и аккуратно поднимаюсь на ноги, одновременно замечая, что Юле кто-то звонит. Она смотрит на телефон, хмурится и выходит в другую комнату, явно раздражённая.

Я беру свою рубашку со стула и начинаю одеваться. Влажная ткань противно липнет к коже, штаны до сих пор до конца не высохли после дождя. Она сняла с меня только верхнюю одежду, но я не жалуюсь. Лучше так, чем проснуться на улице под домом.

Я натягиваю ботинки и уже собираюсь уходить, когда вдруг Юля выскакивает из комнаты, словно фурия. Её лицо красное от гнева, а глаза сверкают. Она приближается ко мне с таким видом, будто готова меня порвать.

— Это ты? — в голосе слышится почти крик. — Это твоих рук дело?

Я останавливаюсь, едва повернувшись к двери. Башка раскалывается, я сейчас не в силах думать.

— Ты о чём? — спрашиваю.

— Меня только что уволили, Захар! — она кричит, не сдерживая эмоций. — Ты решил, что можешь так просто распоряжаться моей жизнью? Ты вмешиваешься в мою работу, в мою свободу! Это ты сделал, да?

Я смотрю на неё и не могу не заметить, насколько она разъярена. Но вместо того чтобы отвечать на её агрессию тем же, я решаю действовать иначе. Мягко, словно неумышленному ребенку говорю:

— Юля, если тебе нужна работа, я тебе найду её. Хорошо оплачиваемую, безопасную. Но хватит лезть в это дерьмо. Ты даже не представляешь, во что ввязываешься.

— Не смей! — её глаза горят от злости. — Не смей указывать мне, чем заниматься! Я сама решу, что для меня безопасно, а что нет. Я не просила твоей помощи, Захар! Ты разрушил всё, над чем я работала!

Я тяжело вздыхаю, стараясь не поддаться растущей злости. Юля стоит передо мной, её глаза налиты слезами, и это вызывает у меня неприятные ощущения. Я не хочу видеть её такой — слабой и уязвимой.