Красивый. Наглый. Бессердечный (СИ) - Туманова Кира

Кир приподняв бровь с вызовом смотрит в лицо преподавательницы.

- Вам есть, что сказать по этому поводу? – Голос Снятиновской подчёркнуто вежлив и спокоен, но это затишье перед бурей.

- Есть, - Добавляет Кир. – Я считаю, что вы показываете нам мазню.

- Вы уверены в этом?

- Я всегда говорю только то, в чём уверен.

В аудитории повисает звенящая тишина, будто дирижёр взмахнул палочкой.

Всё-таки Снятиновской побаиваются. Девяносто девять процентов студентов согласны с новичком, но так откровенно наглеть ещё никто не решался.

Опускаю пылающее лицо над тетрадью. Сейчас начнется...

- Теоретически – вы правы...

Что?

Поднимаю глаза на Снятиновскую. Она улыбается.

- ...Практически – есть, что обсудить. Уверена, молодой человек, вы тщательно конспектировали лекцию, поэтому жду вас на семинаре для продолжения нашего диалога.

- Это же факультатив, - встревает Полина.

- Да, я имею в виду мой семинар по древнерусскому искусству. Вот, как раз молодой человек... Простите, как вас?

- Кирилл Рейгис.

- На семинаре по древнерусскому искусству Кирилл познакомит нас с традициями иконописи, которые нашли отражение в русском авангарде. Доклада на пятнадцать минут будет достаточно.

- Без проблем... Хоть на двадцать!

Снова оборачиваюсь. Кирилл сидит в той же расслабленной позе. Ему всё равно? Или он просто издевается?

Кирилл пробегает по аудитории беглым пренебрежительным взглядом. На мгновенье его холодные равнодушные глаза скользят по мне, и я тут же отворачиваюсь.

Уши вспыхивают, кожа на руке вмиг покрывается мурашками.

- Офигеть! – долетает до меня свистящий шёпот Полины.

Думаю, на семинаре по древнерусскому искусству ей тоже будет весело.

Телефон издаёт звонкую трель в кармане. Марина Владимировна и так, недовольная расшатанной дисциплиной, бросает на меня такой взгляд, что мне хочется исчезнуть, как акрил в растворителе.

- Простите... – дрожащими пальцами, пытаюсь выудить телефон. Как всегда, в таких ситуациях, сделать это быстро не получается. – Я всегда выключаю, забыла...

- Ромашина готовит доклад по влиянию парсуной живописи на постмодернизм. – Железным тоном отрезает Снятиновская.

- Что? – сглатываю горький комок. Я даже не поняла, что она сказала. Это на каком языке?

Работа в галерее отдаляется от меня и постепенно исчезает в тумане несбывшихся надежд.

Слёзы наворачиваются на глаза. Это несправедливо! Я же ничего не сделала.

Следующие несколько минут нервно ёрзаю на стуле, от обиды не слышу ничего вокруг.

Хочется выплеснуть свою злость на кого-то, поэтому включаю телефон под партой и смотрю, кому я так не вовремя понадобилась. Я сейчас убью этого гада!

В телефоне меня ждёт сообщение от Полины:

«Ариш, ты же конспектируешь? Дай потом Киру списать, чтоб эта сука отстала»

Зависаю пальцем над негодующим смайликом.

Но почему-то отправляю ей:

«Ок»

Беру ручку и аккуратно записываю что-то про анаморфоз. Конспектирую, как робот, не понимая смысла. Стараюсь, чтобы было понятно и разборчиво. Дорогие читатели, Кира взбодрило современное искусство. Наверное, уже жалеет, что не выбрал юридический. А вы, что скажете? Согласны с ним? ))

Сай Твомбли. "Без названия" - 69,6 млн долларов Марк Ротко. "Оранжевый, красный, желтый" - 86,9 млн долларов

Глава 5.

Неловкость — это цена, которую мы платим за искренность

В столовой утыкаюсь в тарелку с салатом. Жую так тщательно, что, наверное, шевелятся уши.

Тетрадка с конспектом – написанным каллиграфическим почерком лежит в рюкзачке. Я даже важные фразы выделила маркером под линеечку.

На ЕГЭ так не старалась!

Дура, блин! Ради чего?

Или ради кого?

Еще и у Снятиновской подставилась!

После лекции Полина сразу уволокла новенького. Взяв под руку потащила на экскурсию по университету.

А я так и стояла в аудитории с тетрадкой в руках, провожая их взглядом. Ненужная, как зонтик в солнечный день.

Я для них – невидимка. Скромная заучка, которая всегда с радостью даст списать, в надежде когда-нибудь выбраться в свет по дармовому билетику. Не подошли сейчас, потому что торопились внимательнее рассмотреть подпольную курилку или автоматы со снеками. Вряд ли их интересует библиотека. Заучка же подождет и не обидится!

Злобно гоняю по тарелке горошек, испытывая почти садистское удовольствие, когда удаётся наколоть его вилкой.

Так увлекаюсь местью ни в чем неповинному салату, что не сразу замечаю, как рядом присаживается Таня с подносом.

Веду носом, учуяв запах пиццы. Сразу подкатывает ком к горлу.

- Тфу, блин, - морщась, отодвигаю локтем её поднос, - прости, но я отсяду. Это запах моей работы.

Таня демонстративно принюхивается:

- По-моему, пахнет божественно. Райская еда, - берет слайс в руки и надкусывает. Продолжая жевать, косится на мой салат. – Ты бы, Ромашина, перестала питаться, как коза. Капустой, морковкой и горошком. Тощая какая. Груди почти нет... И попы...

Это уж слишком! Настроение и так на нуле, ещё запах фастфуда и коплименты.

Посмотрела бы я на Таню, если бы она нюхала «райскую еду» ежедневно с 16 до 22 часов. Практически, каждый день.

И, судя по невыполнимой теме доклада, более комфортная работа в прохладном и вентилируемом помещении галереи мне пока не светит.

Беру свою «козью» тарелку и отсаживаюсь на другой стол. Снова склоняюсь над капустой.

- Ладно, Ромашина, не обижайся. Я больше не буду. – Таня добродушно машет мне рукой. – В следующий раз возьму борщ или картошку, лады? Доем и подсяду. Лады?

Мне становится стыдно за свою несдержанность. Подруга не виновата в том, что у меня настроение хуже некуда. И пиццу любят все. Кроме меня...

Миролюбиво улыбаюсь ей со своего места и уже подумываю, не пересесть ли обратно, как Таня с громким хлюпаньем втягивает молочный коктейль через трубочку.

Запихиваю в рот побольше салата и склоняю голову над тарелкой. Помирюсь попозже, когда она доест. Последняя нервная клетка балансирует на краю пропасти, хочу её поберечь.

- Привет! Здесь свободно?

Голос глубокий, с лёгкой хрипотцой. Слишком зрелый и сексуальный для юного парня...

От неожиданности меня словно прошивает током на двести двадцать вольт. Сердце совершает невероятный кульбит, и застревает где-то в горле.

Растеряно киваю. Напротив меня опускается...

Кир Рейгис! Собственной персоной.

Снисходительно смотрит на мой скромный обед. Отбрасывает назад чёлку и слегка улыбается уголком рта.

Господи, у меня рот набит салатом!

- Полинка говорила, что у тебя можно взять лекции. – Слегка наклоняется вперед, и я по инерции отклоняюсь назад. - Поделишься?

Снова киваю, как глухонемой болванчик. Точнее, барашек.

Хрустеть салатом прямо сейчас? Отвернуться? Выплюнуть?

Кир смотрит на меня в ожидании. И я опять на мгновенье подвисаю.

У него в глазах плещутся все оттенки терракотового. Там и черепичные крыши южных городов, и античная керамика, и плодородная земля, и скалистый берег реки...

- Ты же Арина, да? - протягивает мне руку.

Я отмираю.

Снова киваю и, поколебавшись, вкладываю ладошку ему в ладонь.

Кир смотрит на меня немного ошалело, вяло пожимает мои пальцы и произносит:

- Тетрадку дашь?

Кровь бросается мне в лицо. Идиотка конченая, он же за конспектом тянет руку!

Ныряю под стол с головой, чтобы спрятать алеющие щёки. Пока Кир не видит, судорожно глотаю салат, обдирая гортань капустой.

Роюсь в рюкзачке, стараясь привести в порядок дыхание.

- Эй, всё хорошо у тебя?

- Да, держи... – Выныриваю из-за стола и протягиваю Киру тетрадь, стараясь не смотреть в глаза. – Еле нашла, думала, в аудитории оставила. – Зачем-то добавляю.