Побочный эффект - Ольга Вечная

Но едва я снимаю пальто, Марфа Григорьевна, окликает:

- Алена, подойди, пожалуйста.

- Доброе утро! Сейчас чайник поставлю. У меня тут вафельки...

- Алена Андреевна, подойди сейчас.

Слушаюсь.

Дальше все как в кошмарном сне — тревожные голоса, тяжелые взгляды. Перепуганные глаза проходящих мимо коллег.

Сейчас смешно вспомнить, но тогда меня переполняло нетерпение — мои девочки нуждались в осмотре. Тамара Юрьевна, педагог со стажем в тридцать лет, прекрасно справилась и радовала меня анализами, словно подарками на новый год. Мы с ней планировали выписку сегодня. Я знаю, что из-за бессонницы она как обычно проснулась в шесть, и уже три часа ждет меня.

А они — задерживают.

Не сразу вникаю в суть вопроса. Страховая, главврач в бешенстве... Что? Мои девочки там... мои пациенты.

Чуть позже:

- Давайте еще раз, теперь по порядку. План операции у Ирмы Журавлевой был какой? Алена, это представитель интересов Ирмы Олеговны, так что говори свободно. Он читал историю болезни.

Не понимаю, зачем отвлекать хирурга, если все и так прочитали карту.

- Лапароскопическая цистэктомия яичника. Киста слева, жалобы — тянущие боли, нарушение цикла, подозрение на бесплодие.

Главврач хмыкает. Марфа Григорьевна произносит еще строже:

- По факту что было сделано?

Обычно мы общаемся несколько другим тоном, особенно когда делим вафли, и я тушуюсь.

Наш юрист напряженно смотрит в окно, делая вид, что его здесь нет. Зато представитель, а чуть позже я узнаю, что он из страховой, пялится на меня.

- При ревизии малого таза я выявила выраженный эндометриоз с вовлечением передней стенки мочевого пузыря. Пузырь был спаян с маткой, это препятствовало нормальной мобилизации яичника. Очаги эндометриоза на стенке были явными, с инфильтрацией. Кроме того, пациентка жаловалась на бесплодие. В таком состоянии беременность и вынашивание стояли под вопросом. Я взвесила риски и приняла решение: рассечь спайки и удалить очаги с поверхности пузыря.

Вклинивается коллега Женя. То есть хирург Евгений Васильевич, конечно.

- Ты решила сделать частичную резекцию?

- Да, и ушила дефект. Иначе пришлось бы оперировать её повторно в ближайшее время.

Наш юрист:

- Но в ИДС (*информированное добровольное согласие), подписанном пациенткой, указан только объём «лапароскопическая цистэктомия яичника». Резекции мочевого пузыря там нет.

Недоуменно моргаю.

Господи, зачем он лезет в то, чего не понимает? Нашему юристу под семьдесят, он плохо видит и, иногда мне кажется, забывает, где работает. Мало кто относится к этому человеку серьезно.

Я бы задала свой вопрос вслух, если бы рядом не стоял сторонний представитель. Как бы там ни было, для чужих — мы одна команда. Особенно при главвраче.

Поэтому объясняю спокойно:

- Борис Сергеевич, я действовала по клиническим показаниям. Убирать кисту, оставляя спаянный и инфильтрированный пузырь, — значит, обречь пациентку на хроническую боль и риск осложнений.

Представитель:

- То есть вы подтверждаете, что экстренных показаний, угрожающих жизни, не было?

Молчу.

Смотрю на заведующую.

На Женю.

На нашего юриста. На главного — боюсь. Само его присутствие показывает, что ситуация крайне серьезна, но я по-прежнему не понимаю, в чем дело. Обычно меня благодарят за помощь, сын Тамара Юрьевны привез целый пакет шоколадок.

Хоть знак какой-то дайте.

- Алена Андреевна, возникла ли на операции угроза жизни Ирме Олеговне Журавлевой? - повторяет сухо.

- Прямой угрозы жизни — нет, не возникло.

- На данный момент это все, что я хотел услышать.

***

Неприятный морозец растекается под кожей. Когда так происходит, согреться никак не получается. Я уже пробовала: плед, свитер, теплый чай - бессильны.

Это новое, незнакомое ощущение, будто мое тело меня же саму не слушается. Наверное, если бы я встретила в лесу медведя или тигра, то испытала бы те же признаки ужаса.

- Алена! Тут тебе не хирургия, давай-ка быстрее, я тоже голоден! - кричит Игорь.

Подскакиваю на месте. Вообще-то он неплохой парень, работает здесь почти семь лет. Игорь не обрадовался, когда руководство кофейни взяли на работу меня, вместо его знакомой, да еще и помогли с удобным графиком. Никто не любит протекцию, если, конечно, продвигают не его самого.

Мать хозяина сети кофеин дружит с моей мамой, а еще я ее оперировала. Мне нужны были деньги, пока длится разбирательство. Вообще-то, я отправила несколько резюме в разные больницы.

Ещё недавно я считала себя асом из госки.

Наверное, иногда нужно упасть на дно, чтобы оттолкнуться и взлететь.

Мне ни разу не ответили.

Возможно, в моем случае это просто конец.

Я выкидываю визитку в урну, отправляюсь за стойку. И улыбаюсь.

- Здравствуйте, хорошего дня! Какой будете кофе?

***

Среда проходит точно также, как до этого тянулись понедельник и вторник. Дежавю, отчаяние, ежевечерний вой в подушку, смирение и будильник на шесть утра.

Игорь просит поспешить, но едва я выхожу в зал, тут же разворачиваюсь и несусь в подсобку. Да боже, ну как такое возможно?

Меня прокляли? Кому я умудрилась перейти дорогу? Почему что ни день, то новый круг позора!

- Игорь, я тебя умоляю, ты бы не мог поработать еще чуть-чуть, - показываю пальцами сколько - у меня выходит навскидку сантиметра полтора. - Я знаю, что у тебя обеденное время, и что ты тоже живой человек.

Игорь как раз разворачивает бутерброд.

- Я тебе отдам свой куриный суп.

Он скептически прищуривается.

- Тот самый?

- Да. И куплю кекс.

- Подозрительная щедрость. Что случилось? Ты туда плюнула?

Звон колокольчика торопит выйти в зал.

- Да нет же. Там один мой знакомый, - тычу пальцем на дверь. - И я меньше всего на свете хочу с ним встречаться. Ну пожалуйста!

- Твой бывший, что ли? Он не будет устраивать сцен?

- Он не бывший. И сцены точно не его профиль.

Игорь закатывает глаза, просит разогреть ему мой суп и выходит в зал.

Тимур Эккерт пьет капучино пятнадцать мучительных минут, я слежу по камерам.

Он сидит за стойкой и, судя по всему, никуда не торопится.

За это время суп успевает остыть, а терпение Игоря - лопнуть. Когда бариста возвращается в подсобку, у меня просто нет выбора. Действительно, нет. Как бы сильно я ни боялась сталкиваться со прошлым, я не могу бросить бизнес человека, который нанял меня.

Красный кружевной передник и большой, такой же красный бант в волосах. Я бросаю предсмертный взгляд в зеркало и вздыхаю — стоит поискать работу с менее игривой формой.