Самодовольный наглец (ЛП) - Джанин Инфанте Боско

— Почему у меня такое чувство, будто в моей голове играет ансамбль мариачи?

Подавляя смех, провожу рукой по ее макушке.

— Прошлой ночью ты слишком сильно приложилась к бутылке и заявилась в тату-салон Тига. Он привез тебя сюда.

— Это я помню, — говорит Антониа, открывая глаза. — Еще помню, как меня трижды стошнило в его машине. Боже, он, наверное, меня ненавидит.

— Это исключено, — отвечаю я, и она протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки. — Хочешь, принесу тайленол?

Антониа качает головой, нежно проводя большим пальцем взад и вперед по моей коже.

— Тиг рассказал мне, что ты сделал.

Сбитый с толку, я поднимаю бровь. Ей придется быть более конкретной, потому что я натворил много дерьма.

— Ты помог моему отцу заключить сделку со следствием.

Вздыхая, накрываю ее руку своей.

— Я пытался сказать тебе, — начинаю я, делая паузу, чтобы переплести наши пальцы. Поднося наши соединенные руки к своим губам, оставляю поцелуй на костяшках ее пальцев. — Антониа, вчера я не знал о планах по аресту. Старшему сержанту понадобились дополнительные люди, и он приказал мне и моему напарнику переодеться. Нас даже не проинструктировали, пока мы не въехали на территорию клуба, и как только я понял, что нам предстояло, я попытался отказаться от операции. Я объяснил все это твоему отцу, а также объяснил, что люблю тебя. Я понял это, когда стоял перед ним и требовал опустить оружие. Сержант просил у меня разрешение стрелять на поражение, но я не мог так поступить. Оказавшись перед выбором: работа или ты, я выбрал тебя. Знаю, что со стороны все выглядело иначе, особенно, когда я выводил твоего отца оттуда в наручниках, но клянусь…

Антониа прерывает меня.

— Я верю тебе, — шепчет она, ее глаза полны слез. — Прости за все, что я сказала, и за то, что ударила тебя.

— Хороший правый хук, — поддразниваю я, пытаясь поднять настроение. Это срабатывает, потому что девушка слегка улыбается мне. Но быстро проходит, и выражение ее лица становится серьезным.

— Что будет дальше?

— Ну, для начала, мы примем душ, оденемся и потащим свои задницы в здание суда, потому что через час твой отец предстанет перед судьей. Прежде чем они отвезут его в Райкерс, вы поговорите, и я буду рядом. — Плотина прорывается, и слезы текут по щекам Антонии, пока я продолжаю: — потом мы вернемся домой, и я буду заботиться о тебе. Больше никаких недомолвок. Не убегаем друг от друга. Положись на меня, Антониа, доверься и позволь любить тебя, потому что это все, что я хочу делать.

Сегодня, завтра, каждый гребаный день, пока не умру.

Я просто хочу любить ее.

* * *

— У вас пять минут, — предупреждает мама Антонии, ее взгляд мечется между Танком и дочерью. Она отходит, давая им возможность побыть наедине, но я не следую ее примеру. Я обещал, что буду рядом, и, если Антониа не скажет сделать иначе, я останусь.

— Вот и все, — шепчет она, пристально глядя на своего отца.

— Это ненадолго, — хрипло обещает он. — У нас не так много времени, поэтому я сразу перейду к делу. Не хочу, чтобы ты грустила, Тоня. Не хочу, чтобы ты провела следующие пять лет, оплакивая меня. Со мной все будет в порядке, особенно если я буду знать, что ты здесь, живешь той жизнью, о которой мечтала. — он делает паузу, чтобы сглотнуть, и смотрит на свои скованные руки. — Я не должен был вешать тебе лапшу на уши насчет твоей работы и сомневаться в твоих суждениях, — говорит Танк, поднимая голову и глядя на меня. — Я был неправ.

Он снова поворачивается к Антонии.

— Из всех мужчин…

— Знаю, знаю, — шепчет она. — Я выбрала полицейского.

— Из всех мужчин ты выбрала единственного достойного, — продолжает Танк. Его взгляд возвращается ко мне. — Не заставляй меня жалеть о своих словах, офицер.

— Ни в коем случае. Даю слово.

Он кивает и снова сосредотачивает свое внимание на дочери.

— Я люблю тебя, милая. Больше, чем кого-либо в этом мире. — его голос срывается, а глаза наполняются слезами. — Никогда не забывай этого.

Антониа отпускает мою руку и бросается к Танку, обвивая руками его шею. Когда она обнимает его, его запястья напрягаются — металл впивается в кожу. Я поворачиваюсь к судебному приставу. Вытаскивая свой значок из-под рубашки, показываю его ему.

— Он не представляет опасности, расстегните наручники.

— Офицер…

— Дайте ему обнять свою дочь, — выдавливаю я, крепко сжимая челюсти.

Пристав что-то бормочет себе под нос и подходит к Танку. Антониа отстраняется от отца и переключает внимание на судебного пристава, наблюдая, как тот снимает наручники с запястий ее отца. Танк сокращает расстояние между ними, но вместо того, чтобы обнять, он поднимает руки к ее лицу и обводит каждую линию. Затем прижимается губами к ее лбу. Слезы, которые он сдерживал, катятся, когда он обнимает дочь.

Я — человек, который не осознавал, насколько пусты были мои руки, пока я не держал в них весь мир, а Танк — человек, который до сих пор не осознавал, насколько полны были его руки.

Двое мужчин, связанных одной женщиной, которую мы считаем своим миром.

Танк открывает глаза и смотрит на меня.

— Спасибо, — хрипит он.

Я киваю, но на самом деле это мне следовало его благодарить.

Без Танка не было бы Антонии, и мои руки до сих пор были бы пусты.

* * *

— Ты в порядке? — спрашиваю девушку, как только мы покидаем здание суда.

— Нет, но скоро буду, — говорит она, обнимая меня. — Спасибо тебе за то, что ты провернул с наручниками.

— Слегка свел с ним счеты, — бормочу я, наклоняя голову, чтобы прижаться губами к ее губам.

Прошло всего несколько дней, но я скучал по Антонии.

— Эй, — она отстраняется на дюйм и прикусывает нижнюю губу. Даже с опухшими от слез глазами, она все равно умудряется украсть мое дыхание.

Однажды вы просыпаетесь, и это просто происходит.

Не существует ни закономерностей, ни причин.

Вы машете белым флагом и сдаетесь.

— Не так давно я ходила на свидание с полицейским, — продолжает Антониа, выпуская губу и крепче обнимая меня. — Он водил меня в маленький ресторанчик недалеко отсюда, где готовят лучшие сэндвичи с копченой говядиной, непристойно разговаривал и обещал трахнуть меня как джентльмен.

— Да он просто находка.

— О, точно, а знаешь, что было самым лучшим? Оказывается, он держит слово.

— Все-таки трахнул тебя как джентльмен? — поддразниваю я, наблюдая, как Антониа запрокидывает голову и смеется.

— Именно, — улыбаясь, тихо произносит она. — Оказывается, он действительно хороший парень.

Хороший