Поймать солнце - Дженнифер Хартманн

Я смотрю на желто-оранжевый огненный шар в небе и качаю головой.

— Я не знаю, как.

— Легко, — говорит он. — Приготовь сеть и начинай на рассвете.

В этом нет никакого смысла.

Я не отвечаю ему и смотрю вдаль, на горизонт, где копыта лошадей поднимают пыль. Там я вижу Джону, стоящего на краю оврага, его губы шевелится, произнося слова, которые я не могу разобрать. В его медных волосах играет свет, и улыбка сияет мне в ответ.

Я хочу обнять его. Хочу броситься к нему, заключить в свои объятия и никогда не отпускать. Но он слишком далеко, слишком недосягаем. Я не успею до захода солнца и темнота окрасит мир в черный цвет. Борясь со слезами, я прищуриваю глаза и смотрю на солнце, а затем перевожу взгляд на то место, где когда-то стоял Джона.

Но его больше нет.

Некоторые вещи слишком трудно поймать, даже для меня.

ГЛАВА 20

МАКС

Я сошел с ума.

Безумие овладело мной, заразив абсурдной идеей вернуть к жизни этот дерьмовый дом. Не знаю точно, что на меня нашло за несколько дней после концерта, но однажды утром я проснулся с горячим желанием закончить то, что мы с отцом начали много лет назад. Возможно, дело в Элле. Она позволила мне поверить, что сломанные вещи не всегда должны оставаться в руинах.

Например, мое сердце.

А теперь… этот дом.

В мимолетном разговоре с соседом, Шеви, я упомянул о расцветающей идее, думая, что он посмотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Но он этого не сделал, а лишь спросил:

— Когда начнем?

Я быстро понял, что реставрация — это не шутка. Это тяжело, изнурительно и отнимает много времени. Проще позволить чему-то сгнить, чем восстанавливать его.

Но когда я смотрю через дорогу на Эллу, крутящую педали на своем красном велосипеде, с солнцем в волосах и улыбкой на губах, я понимаю, что нет ничего невозможного.

Девушка останавливается перед моим двором и ставит обе ноги на землю.

— Привет, — приветствует она меня. Улыбка не сходит с лица, несмотря на то, что я был в двух секундах от того, чтобы поцеловать ее на прошлой неделе на музыкальном фестивале. К счастью, я не позволил нам томиться в неловкости, поэтому в понедельник утром перед школой прикрепил на окно ее спальни список:

Причины, по которым тебе не стоит избегать меня вечно:

1. Ты будешь слишком скучать по моим удивительным спискам.

2. С кем ты будешь играть в палочки Винни-Пуха? Сама с собой? Отстой, и ты это знаешь.

3. Мы так и не занялись армрестлингом. Жизнь, наполненная сожалениями — это жизнь, прожитая впустую.

— Макс.

Это было глупо, но, похоже, подействовало. Элла обедала со мной у ивы в школе в тот день и каждый день после этого. Я больше не пытался ее поцеловать, хотя только об этом и думал. Хотя я примирился со своими изменчивыми и растущими чувствами к Элле, но понимаю, что ее стены более прочны, чем мои. Как и в этом старом доме, потребуется время и терпение, чтобы починить то, что сломано, и построить что-то новое.

— Что делаешь? — спрашивает она, глядя на инструменты, разбросанные по лужайке перед моим домом.

— Ремонтирую дом.

Ее брови взлетают вверх до линии роста волос.

— Правда?

— Шеви предложил мне помощь. Он ремонтировал огромный дом в миле отсюда, так что знает свое дело, и у него есть тонна оставшихся материалов. Маккей тоже предлагал, но я на это не особо надеюсь. — Я подбрасываю молоток в воздух, подкручиваю его, а затем ловлю за ручку. — Думаю, на это уйдут месяцы, может, даже годы, но в конце концов все получится. Прогресс неизбежен, когда принимаешься за работу.

Из соседнего двора к нам трусцой приближается Шеви в бейсболке, надетой задом наперед, и в заляпанной жиром майке. Он весь в татуировках, по сравнению с которыми моя единственная татуировка просто позор. Шеви за тридцать, живет один, и у него всегда тысяча проектов одновременно: ремонт автомобилей, перестройка дома, ландшафтный дизайн, да мало ли что еще.

— Привет, дорогая. — Он кивает Элле, когда подходит к ней, из-под кепки выбиваются несколько прядей медово-русых волос. — Макс нанимает тебя поработать?

Она морщит нос, переминаясь с ноги на ногу.

— Нет, я еду в город, чтобы выпить кофе с Бринн. На данный момент я отказалась от поисков работы, так что лучше утоплю свои печали в смертельном количестве эспрессо.

— Это сработает, — говорит он.

— Кстати, спасибо за велосипед. Извини, что до сих пор не поблагодарила.

Я моргаю. Упс.

— Не за что. — Шеви смотрит на меня и разворачивает бейсболку козырьком вперед. — Я починил ее и подарил Максу много лет назад, когда он был еще ребенком. И рад, что кто-то снова им пользуется.

Я ничего не говорю, просто смотрю на Эллу и потираю затылок.

В ее глазах появляется понимание. Сжав губы, она медленно кивает, не сводя с меня взгляда.

— Да, — бормочет она. — Я тоже рада.

Звук открывающейся позади нас двери заставляет меня резко обернуться, и мое внимание приковывается к отцу, который, прихрамывая, спускается по ступенькам крыльца.

Он опирается на трость, его брюки на два размера больше и свисают с бедер.

— Это та красотка, которую ты водил на танцы? — интересуется он, указывая на Эллу.

Все мои миры сталкиваются. Я запинаюсь, не зная, что ответить, у меня перехватывает горло.

— Да, папа. Это Элла. Она живет через дорогу.

Элла бросает свой велосипед и идет через двор.

— Приятно наконец-то познакомиться с вами, мистер Мэннинг.

— Зови меня Чак. — Его лицо озаряется. — Мой сын подарил тебе цветы?

Вздохнув, я потираю область между глаз и желаю скорейшей смерти.

— Папа, перестань. Ей уже пора уходить.

— Вообще-то да, — отвечает Элла. — Оранжевые розы.

— Оранжевые? — Он хмурится. — Интересно. Никогда не видел таких раньше.

— Это мой любимый цвет.

— Тебе идет. Эй, почему бы тебе не прийти на ужин в эти выходные? Я приготовлю грудинку.

Широко распахнув глаза, я бросаюсь вперед, вставая между отцом и Эллой. Она ни за что не придет к нам на ужин. Лучше я возьму кредитную карту и отправлю ее первым классом в Италию, чтобы попробовать самую настоящую и дорогую итальянскую кухню, какую только смогу найти, чем подвергать ее риску оказаться внутри этого позорного дома и папиных пьяных выходок. Ни за что.

— Элла не ест грудинку.

Девушка хмыкает.

— Я люблю грудинку. Спасибо за приглашение. Завтра я свободна.

— Нет, не свободна. —