Слетая с катушек - morphia
Когда они оба наконец закончили есть, Мо Жань провел Чу Ваньнина в гостиную — и в этот момент ему позвонили. Тихая уютная атмосфера была нарушена, и они оба на мгновение растерялись. Мо Жань в итоге вышел в другую комнату чтобы ответить, оставляя мужчину свободно бродить из комнаты в комнату.
Чу Ваньнин теперь имел возможность неторопливо осмотреться — и наконец заметил, что окно в спальне Мо Жаня выходило прямо на его квартиру. Застыв между кроватью и прикроватной тумбочкой, он замер — а затем медленно подошел к оконному проему. Очевидно, это окно было единственным с обзором на его спальню, но оно все равно находилось достаточно далеко, так что едва ли Мо Жань мог бы отчетливо что-то сквозь него разглядеть.
Взгляд Чу Ваньнина медленно переместился на прикроватную тумбочку. Первый ящик был слегка приоткрыт — и, ему, вероятно, не стоило бы заглядывать в него, но часть его была также уверена, что, будь Мо Жань на его месте, он точно бы ни перед чем не остановился, так что некое ребячливое желание вторгнуться в пространство юноши в отместку подтолкнуло его к решительным действиям.
Открыв ящик, Чу Ваньнин обнаружил в нем блокнот и ручку, флакон со смазкой, бинокль и… небольшую коробочку, которая выглядела до странного знакомо. Лицо его мгновенно разгорячилось от осознания, что, видимо, парень пользовался биноклем чтобы наблюдать за ним через окно. Но вот что же было спрятано в боксе? С любопытством он приподнял крышку — и глаза его тут же в изумлении расширились. На черной бархатной подложке в коробке покоилась подвеска, точь-в-точь как носил Чу Ваньнин. Мужчина даже достал из-под рубашки свой кулон чтобы сравнить. Форма в виде капли крови, цвет камня — были идентичны, и цепочка, на которой крепилась подвеска, была того же бренда.
Так ничего и не поняв, Чу Ваньнин быстро убрал украшение снова в бокс. Сердце заколотилось где-то в горле. Значит, Мо Жань купил две такие подвески? Но зачем? И почему вторая находилась в его тумбочке? Мужчина положил коробок на место и попытался успокоиться. Это ведь были просто украшения — какое это могло иметь значение?
Сознательно Чу Ваньнин переключил внимание на обнаруженную ранее записную книжку — серый блокнот в кожаном переплете на резинке. Тщательно изучив ее снаружи, Чу Ваньнин, поколебавшись, все-таки не решился ее открыть. Возможно, он спросит о ней Мо Жаня чуть позже — о ней задавать вопросы явно было безопасней, чем о подвеске. В итоге мужчина тоже положил блокнот туда, откуда взял.
Как раз вовремя.
В комнату вернулся Мо Жань.
Обняв Чу Ваньнина сзади, он оперся подбородком в его плечо.
— Ваньнин, — у самого уха раздался его мягкий мурлыкающий голос. На секунду мужчина застыл, думая, что это мог быть Тасянь-Цзюнь, но затем парень начал покачиваться с ним, словно в танце, оставляя на шее дорожку из легких поцелуев. Он не пытался ни укусить его за кожу, ни сжать руки сильнее, прикосновения оставались удивительно нежными. Чу Ваньнин расслабился в объятиях. Тасянь-Цзюнь бы точно так себя не вел — хотя в его ухаживаниях определенно были свои преимущества, когда дело касалось постели. Впрочем, Чу Ваньнин до сих пор не был уверен, что нравилось ему больше.
Мо Жань тем временем уже опустил его на постель, а затем завис над ним, устроившись между его ног, обрушивая на мужчину чувственный, томяще-медленный поцелуй.
Влажные губы и язык дразнили мужчину, сводя с ума, пробуждая ненасытную потребность. Смутно он осознавал, что должен был бы испытывать стыд от того, как малейшее прикосновение, малейший намек на интерес со стороны Мо Жаня пробуждал огонь в его груди. Он должен был бы быть в ужасе, потому что огонь этот невозможно было унять ничем кроме Мо Жаня и его жадных ласк. Но Чу Ваньнин был настолько сконцентрирован на поцелуях и легких прикосновениях сквозь одежду, что едва ли мог чувствовать хоть какое-то стеснение.
Мо Жань на мгновение прикусил губу, а затем вдруг спросил:
— Скажи, тебя возбуждает мысль о том, что я следил за тобой через это окно? Хочешь знать, что я чувствовал в эти моменты?
Его голос соблазнял, манил, дразнил, словно мягкий бархат.
И Чу Ваньнин неожиданно для себя осознал, что Мо Жань и его альтер-эго мало чем отличаются в постели. Да, один из них мог не сдерживать себя, другой же — был более сосредоточен на удовольствии партнера, но, когда дело доходило до слов, они оба не стеснялись говорить грязные, пошлые фразы, от которых Чу Ваньнину безумно хотелось куда-нибудь спрятаться.
— Мо Жань… — он позволил себе обнять юношу за талию, — Пожалуйста, не… — он даже не был уверен от чего собрался отказаться. Мо Жань, в свою очередь, тоже не стал останавливаться чтобы это выяснять. В последнее время, когда мужчина таким образом реагировал на его слова или ласки, он отмечал, что тот часто имел в виду нечто совсем противоположное. Как выяснилось, первой реакцией Чу Ваньнина, когда тот был слишком переполнен эмоциями, было отрицание — но с ним было легко справиться.
— Наблюдать за тобой после душа… видеть тебя влажным, обнаженным, в крошечных стрингах… Ты хоть понимаешь, что это со мной творило? — пальцы парня методично расстегивали пуговицы рубашки мужчины, стаскивая ее, — У меня постоянно стоял. Каждый раз, когда я тебя видел вот таким, мне требовалась вся сила воли чтобы не пойти к тебе и не отыметь тебя в таком виде.
Он говорил настойчиво, низко, чередуя фразы с крошечными укусами. В какой-то момент его язык прошелся по подвеске на груди мужчины, а затем его губы сомкнулись вокруг соска, и Чу Ваньнин тихо вскрикнул. Ловкие руки Мо Жаня тем временем уже стягивали с его бедер брюки.
— Как же давно я представлял тебя в своей постели, обнаженным, как сейчас, — продолжал он шептать, и его рот опускался все ниже, покусывая выпирающие бедренные кости — он был уже так мучительно близок к его паху, но все-таки еще не там, где в его внимании так отчаянно нуждались.
