Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

– Помню, – отвечаю, вспоминая те беззаботные дни. Когда мы были влюблены, когда верили, что будем вместе навсегда. Когда не было лжи.

– А папа нас скоро повезёт на море? – вдруг спрашивает Даниил. – Тётя Вероника говорила, что на море классно весной, меньше туристов.

Тётя Вероника?! Время словно останавливается. Я замираю с вилкой в руке, не донеся её до рта. Павел давится водой, которую только что сделал глоток.

– Какая тётя Вероника? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринуждённо.

Краем глаза вижу, как Ника пинает Даниила под столом. Он ойкает, смотрит на сестру с недоумением. Она качает головой, делая страшные глаза.

– Тётя Вероника из папиной работы, – наконец отвечает Даниил, опуская взгляд. – Которая с нами в парк ходила.

Комок подкатывает к горлу. Значит, она не просто любовница. Она уже вошла в жизнь моих детей. «Они уже в восторге от тебя. Особенно Даниил.» Эта фраза из их переписки вдруг приобретает новый, ещё более болезненный смысл.

– В парк? – переспрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие.

– Да, обычный рабочий момент, – вмешивается Павел. – Помнишь, я говорил, что у нас была фотосессия для нового буклета? Нужны были семейные кадры, Вероника как PR-менеджер всё организовывала.

Ложь. Снова ложь. Я ничего не помню о фотосессии, потому что он никогда не говорил мне об этом.

– Кстати, о буклетах, – Павел резко меняет тему. – Даниил, ты не забыл про проект? Кажется, сдавать на следующей неделе?

– Не забыл, – бурчит сын. – Мы с Никой уже почти всё сделали.

– Молодцы, – Павел переводит взгляд на дочь. – Ника, а как твои репетиции? Скоро ведь концерт?

– Через две недели, – тихо отвечает она. – Но ты же не придёшь, у тебя командировка.

В её голосе столько горечи, что моё сердце сжимается. Ника обожает отца, всегда ждёт его на своих выступлениях. Она долго репетирует дома, выбирает наряд, волнуется… и всё это ради того момента, когда она видит гордость в его глазах.

– Я постараюсь перенести встречи, – неуверенно говорит Павел. – Это же важное выступление.

Ника пожимает плечами, словно говоря: «Как всегда». И в этом жесте столько недетской усталости, столько разочарования, что мне хочется обнять её прямо сейчас, защитить от всей той боли, которую причиняет ей отец своим предательством.

После ужина я загружаю посудомоечную машину, пока Павел помогает Даниилу с домашним заданием. Ника ушла к себе, сославшись на необходимость готовиться к контрольной. Я знаю, что это отговорка – она всегда готовится заранее. Просто не хочет быть рядом с отцом.

Когда дети ложатся спать, мы с Павлом оказываемся в гостиной. Он включает телевизор, ищет какой-то фильм. Обычный вечер в обычной семье. Только всё это – ложь.

– Я поднимусь проверить, как там Ника, – говорю я, вставая с дивана. – Она какая-то странная сегодня.

– Подростковые настроения, – отмахивается Павел, не отрывая глаз от экрана. – Скоро тринадцать, гормоны, всё такое.

Поднимаюсь наверх, тихонько стучу в дверь комнаты дочери.

– Войдите, – доносится её голос.

Ника сидит на кровати, обложившись учебниками, но я вижу, что она не занимается. Просто создаёт видимость.

– Можно? – спрашиваю, хотя уже вошла.

– Ага, – она откладывает карандаш. – Что-то случилось?

– Это я хотела спросить у тебя, – сажусь рядом, смотрю в её глаза – такие похожие на мои. – Ты сегодня сама не своя.

Она отводит взгляд, начинает теребить страницу тетради.

– Всё нормально, мам. Просто устала.

– Ника, – беру её за руку. – Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, правда? Что бы ни случилось, мы справимся вместе.

Она поднимает глаза, и я вижу в них борьбу. Она хочет что-то сказать, но боится.

– Дело в этой тёте Веронике? – спрашиваю напрямик. – Вы с ней часто видитесь?

Ника вздрагивает, снова опускает взгляд.

– Иногда, – наконец выдавливает она. – Когда ты на дежурствах.

Комната словно начинает кружиться вокруг меня. Значит, это правда. Павел встречается с ней и детьми, когда меня нет дома.

– И как давно это происходит? – мой голос звучит странно, словно издалека.

– Не знаю точно, – Ника пожимает плечами. – Месяца три? Четыре? Сначала папа просто брал нас в парк или кино, а потом стал приглашать её. Говорил, что она его коллега, что ей одиноко в новом городе.

Месяца три-четыре. Как раз когда я заметила изменения в поведении Павла. Когда начали появляться странные «командировки» и «деловые встречи».

– И что вы делаете втроём? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Ничего особенного, – она теребит край одеяла. – Ходим в парк аттракционов, в кино, в кафе. Один раз ездили на озеро за городом, жарили шашлыки. Папа сказал, что это наш секрет, что тебе не нужно знать, потому что ты устаёшь на работе и будешь переживать, что пропускаешь веселье.

Каждое её слово очень ранит. Он не просто изменяет мне. Он втягивает в это наших детей. Заставляет их хранить секреты, лгать мне. Разрушает не только наш брак, но и их доверие, их моральные ориентиры.

– Тебе нравится проводить с ней время? – спрашиваю, сама не зная, зачем. Может, надеюсь услышать, что дети её не принимают?

Ника молчит какое-то время, потом тихо говорит:

– Она весёлая. И красивая. И постоянно делает нам подарки. Даниилу она сразу понравилась, – Ника делает паузу. – А я... я не знаю. Иногда она кажется слишком... наигранной? Как будто очень старается нам понравиться.

– Но что-то тебя в ней тревожит? – мягко подталкиваю я, видя её неуверенность.

– Не знаю, – она хмурится. – Просто иногда, когда она думает, что я не смотрю, она так смотрит на папу... Как будто... – Ника замолкает, не зная, как выразить то, что чувствует.

– Как будто они больше, чем просто коллеги? – заканчиваю за неё.

Она резко поднимает голову, в глазах – испуг и понимание одновременно.

– Ты знаешь? – шепчет она.

– Догадываюсь, – отвечаю честно. Не могу солгать ей, не после того, как Павел уже заставил её жить во лжи.

– Они... они вместе? – в её голосе столько боли, что я едва сдерживаю слёзы.

– Я не знаю наверняка, – говорю, хотя знаю. Но не могу взвалить на плечи двенадцатилетней девочки всю тяжесть правды. – Но я разберусь с этим, обещаю.

– Ты поговоришь с папой? – в её глазах тревога.

– Да, – киваю я. – Но не сегодня и не завтра. Сначала мне нужно всё обдумать.

– Не говори ему, что я рассказала, – просит Ника, сжимая мою руку. – Он расстроится. Он говорил, что это наш секрет.

– Не скажу, – обещаю я, обнимая её. – Это теперь наш с тобой секрет.

Она прижимается ко мне, как в детстве, когда боялась грозы или страшного сна. Моя сильная, умная девочка, которая сейчас так нуждается в защите.

– Мам, – шепчет она мне в плечо. – Вы же не разведётесь с папой?

Вопрос застаёт меня врасплох. Разведёмся ли мы? Я уже почти приняла это решение. Но как объяснить это ребёнку?

– Я не знаю, что будет дальше, – отвечаю честно. – Но что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Я всегда буду любить вас с Даниилом. И папа тоже, даже если... даже если что-то изменится между нами.

Она кивает, всё ещё прижимаясь ко мне. Мы сидим так некоторое время, просто обнимая друг друга. Потом я целую её в лоб, желаю спокойной ночи и выхожу из комнаты.

В коридоре прислоняюсь к стене, закрываю глаза. Внутри клокочет ярость, какой я никогда раньше не испытывала. Не за себя – за детей. За то, что он впутал их в свой обман. За то, что заставил их лгать. За то, что разрушает не только мою жизнь, но и их детство, их представление о семье, о верности, о любви.

Спускаюсь вниз, прохожу мимо гостиной, где Павел всё ещё смотрит телевизор.

– Лена? – окликает он. – Как Ника?

– Нормально, – отвечаю, не останавливаясь. – Просто устала.

Иду на кухню, достаю бутылку вина из шкафа. Наливаю бокал, делаю глоток. Алкоголь обжигает горло, но не согревает душу. Ничто не может согреть эту пустоту внутри.