Опороченная - Вероника Ланцет

Тем не менее, я не останавливаюсь и проделываю то же самое с другим глазом, вынимая его из глазницы и позволяя ему вопить еще.

На моем лице появляется довольная ухмылка, когда я делаю шаг назад, наблюдая за своим произведением искусства.

В запертую дверь уже стучатся люди, которых, вероятно, привлекли его адские крики боли. Но прежде чем уйти, я не могу удержаться и подбираю выброшенные глазные яблоки, кладу одно ему в руку, а другое — в рот, который открывается с оглушительным пронзительным криком.

В нужный момент он сжимает зубами глазное яблоко, и желеобразная консистенция взрывается у него во рту.

Удовлетворенный половиной своей мести, я выхожу из комнаты, часть кипящей во мне убийственной ярости, реализовал на этих никчем.

Но перспектива вернуться в дом и знать, что я нахожусь за одной стеной от Джианны, не помогает. Совсем.

Как я смогу не убить ее к чертям?

Уже глубокая ночь, когда я добираюсь до дома, иду прямо в свою комнату и стягиваю с себя окровавленную одежду.

Мои костяшки пальцев испачканы красным, как и весь я, и от меня воняет всеми разрушениями, которые я причинил.

От меня воняло смертью.

Сбросив с себя рубашку, я уже собираюсь расстегнуть брюки, как вдруг слышу скрип двери.

Поворачиваю голову в ту сторону, откуда доносится шум, и вижу, как в комнату входят маленькие изящные ножки.

Она одета в свою розовую ночную сорочку. Та самая, которая всегда вызывает у меня влажные сны и видения о том, как я погружаюсь в нее.

Но сейчас, когда я вижу ее — настоящую ее — единственное, что я хочу погрузить в нее, это мой нож.

Может, после того, как она подавится моим членом.

Эта коварная сучка имеет наглость выглядеть застенчивой, когда она с трепетом смотрит на меня, ее нижняя губа дрожит, когда она осматривает мое тело, ее глаза расширяются при виде крови.

Она тихо ахает, и все мои силы уходят на то, чтобы не отплатить ей за то, что она сделала из меня дурака, прямо здесь и сейчас.

Я уже чувствую, как моя ярость возвращается с удесятеренной силой, вместе с едва скрываемыми чувствами. Но вся любовь, которую я испытывал к ней, а это была именно любовь, уже превратилась в глубокую, жуткую, гнойную ненависть. Как бы мне ни хотелось отрицать, что я когда-либо испытывал к ней чувства, я не могу. Она — единственная женщина, с которой я испытывал подобные чувства, единственная, с кем я готов был открыться и поделиться всем собой — своими достоинствами и недостатками. И из-за этой глубокой любви я теперь имею дело с ее полярной противоположностью. Ненависть настолько сильна, что все мое тело бунтует, пытаясь удержать себя от причинения ей вреда.

От того, чтобы трахать ее так сильно и жестко, чтобы стереть из ее тела всех остальных мужчин. От того, чтобы наконец-то получить рай, который обещает ее тело перед тем, как сделать так, чтобы она больше никогда не увидела рай.

Я уже вижу, как мой член входит в нее до упора, мои губы на ее губах, я вдыхаю ее предательство, испытываю ненависть к ее двуличию. И все это до того, как я поднесу свой нож к ее прекрасному горлу, разрезая его от уха до уха и чувствуя, как жизнь покидает ее тело, а ее кровь окрашивает меня в красный цвет — красный цвет ее предательства.

Черт, она сводит меня с ума даже сейчас, когда все, чего я хочу, — это смотреть, как жизнь покидает ее тело — наказание за ее поцелуй Иуды.

— Басс? — неуверенно спрашивает она, и этот ее мягкий голос творит чудеса с моим членом даже в моем убийственном состоянии. Этот ублюдок все равно возьмет ее — будь то Иезавель или нет.

А кто бы не взял?

— Что ты здесь делаешь? — Мой тон непочтительный, но это лучшее, что я могу придумать, учитывая все обстоятельства. То, что я еще не прижал ее к стене и не трахнул до беспамятства, шокирует меня — чертовски поражает.

— Я… — смачивая губы, запинаясь, произносит она. Джианна все еще смотрит на мой окровавленный торс.

— Ты кого-то убил? — спрашивает она, и я замечаю легкую дрожь в ее голосе.

— А что? — Делаю шаг к ней.

Она застыла на месте, но я вижу, что ее тело напряжено, так как она не шевелится.

— Я тебя пугаю? — спрашиваю я почти издевательски.

А я пугаю. Я определенно пугаю ее, ведь ее глаза скользят по моему лицу, слегка расширяясь, когда она лучше видит красное пятно, проступившее на гребнях моих шрамов. Должно быть, я выгляжу как настоящее угощение на Хэллоуин.

— Я волновалась, — добавляет она, снова переходя на тот неуверенный тон, который, как она знает, всегда меня добивает.

— Волновалась, — тяну я, делая еще один шаг к ней.

На этот раз на ее лице отчетливо виден страх, и она отступает назад.

Я продолжаю дразнить ее до тех пор, пока она не упирается спиной в закрытую дверь.

— Что случилось, Басс? Ты ранен? — Она чувствует, как от меня исходит напряжение, и пытается снять его.

— Нет, — сухо отвечаю я и провожу рукой по верхней части ее ночнушки, касаясь ее напряженных сосков. Реакция мгновенна: дрожь охватывает ее тело, мурашки появляются по всему телу.

Она готова к траху. Одно прикосновение. Всего одно прикосновение, и она умоляет о члене.

Ее глаза уже остекленели, когда она смотрела на меня, прикусив нижнюю губу, — совсем не похоже на то, что она делала с другим мужчиной.

Эта мысль отрезвляет, и я, даже не задумываясь, обхватываю рукой ее шею, пальцами поглаживая точку пульса.

Ах, но это было бы так просто. Одно сжатие — и я вырву из нее жизнь.

Но я не могу. Пока не могу. Не сейчас, когда самое страшное еще впереди.

И как бы мой член ни умолял меня просто задрать ее платье и трахнуть ее как обычную шлюху, я не могу.

Пока не могу.

Потому что я знаю, что еще один толчок — и я сломаюсь, я покажу ей, чего она заслуживает за то, что обманула меня.

Нет, этот шаг я оставлю для последнего унижения. Когда я покажу всем, какая она коварная шлюха.

— Зачем ты пришла сюда, Джианна, — наклонившись, шепчу я ей на ухо. Ее дыхание сбивается, пульс пульсирует под моими кончиками пальцев.

— Я скучала по тебе, — хнычет она, когда я продолжаю массировать