Не развод, а война - Дана Вишневская
— А я думала, что ты просто не любишь меня достаточно, чтобы открыться, — отвечаю я. — Что я недостаточно важна, чтобы ты мог доверить мне свои переживания.
— Мы идиоты, — вздыхает он.
— Идиоты, — соглашаюсь я. — Но, может быть, не безнадежные.
Ещё одна пауза. Потом я слышу, как он заглушает двигатель.
— Ты дома? — спрашивает он.
— Да.
— Я возвращаюсь. Мы должны поговорить. По-настоящему поговорить. Без криков, без обвинений. Просто... поговорить.
— Да, — шепчу я. — Приезжай.
Я кладу трубку и прислоняюсь лбом к холодному стеклу. На улице всё ещё идёт дождь, но что-то подсказывает мне, что скоро он закончится.
Мы с Русланом двенадцать лет играли в театре, не подозревая об этом. Он играл роль успешного мужа, я — послушной, но требовательной жены. И где-то в процессе этого спектакля мы потеряли друг друга. Потеряли себя.
Но может быть, ещё не поздно снять эти роли и вспомнить, кто мы на самом деле?
Я иду на кухню и ставлю чайник. Нам предстоит долгий разговор. Возможно, самый важный в нашей жизни. Разговор, который может либо окончательно разрушить нас, либо дать шанс на новое начало.
Не знаю, чем это закончится. Но впервые за много месяцев я не боюсь узнать правду. Даже если она будет болезненной.
Потому что хуже, чем сейчас, уже не будет. Может быть, только лучше. Намного лучше.
Я понимаю теперь, что муж воспринимал мою потребность в близости как упрёк в его несостоятельности. Вместо того чтобы учиться выражать чувства, он решил, что проще избавиться от источника дискомфорта — от меня, от нас, от семьи. Но это не решение. Это просто ещё один способ убежать от себя настоящего.
Глава 26: Я боюсь нас убить окончательно
Мы сидим на кухне уже третий час. За окном пасмурный день разливается серым молоком по небу, а я всё никак не могу переварить то, что услышала. Руслан признался, что до сих пор меня любит. Руслан, который четыре месяца назад объявил о разводе перед гостями. Который выгонял меня из собственной студии. Который нанимал детективов следить за мной.
Господи, как же всё запутано.
Кофе в чашке, который я заварила к его возвращению, давно остыл, но я машинально делаю глоток за глотком. Горький, противный. Как наша жизнь последние месяцы.
— Ты меня слышишь? — голос Руслана возвращает меня к реальности.
Я поднимаю глаза. Он сидит напротив, растрёпанный, с красными глазами. Видно, что ему тоже не спалось. На щеке след от подушки, когда дремал на диване в гостиной. Даже в таком виде он всё ещё красивый мужик. Треклятый.
— Слышу, — отвечаю я хрипло. — Просто не понимаю. Как можно любить и одновременно делать такие мерзости?
Руслан встаёт, подходит к окну. Поворачивается спиной ко мне, и я вижу, как напряжены его плечи под белой рубашкой. Мятая уже, после нашего ночного разговора.
— Я боюсь нас убить окончательно, — говорит он тихо, не оборачиваясь. — Если мы продолжим жить вместе, то рано или поздно начнём ненавидеть друг друга по-настоящему. А так хотя бы останутся хорошие воспоминания.
Я издаю звук между смешком и приступом отчаяния.
— У нас уже не осталось хороших воспоминаний, — говорю я горько. — Ты их уничтожил в день годовщины, когда объявил о разводе перед гостями.
Руслан сжимает кулаки. Я вижу, как белеют костяшки его пальцев на подоконнике.
— Я хотел сделать больно, — признаётся он. — Хотел, чтобы ты возненавидела меня и не пыталась сохранить брак. Мне казалось, что так будет легче для всех.
— Легче для кого? Для тебя?
— Для всех! — Он резко поворачивается. — Ты найдёшь другого мужчину, который будет лучше меня. Савелий привыкнет жить с отцом по выходным. А я... я буду знать, что не испортил вам жизнь своей неспособностью к близости.
Господи, какой же он идиот. Красивый, успешный, но конченный идиот.
— Ты серьёзно так думаешь? — встаю я и подхожу к нему. — Серьёзно считаешь, что мы все только и мечтаем о том, чтобы ты исчез из нашей жизни?
— А разве нет? — в его голосе слышится боль. — Посмотри, что я с тобой делаю. Мы ругаемся каждый день, ты плачешь, Савелий страдает. Какой из меня отец? Какой муж?
Я хочу закричать, что он дурак. Хочу врезать ему по этой красивой морде. Хочу обнять и не отпускать. Чёрт, какая же каша у меня в голове.
— Руслан, — говорю я медленно, будто объясняю ребёнку. — Мы ругаемся не потому, что ты плохой. Мы ругаемся потому, что ты решил всё за нас, не спросив нашего мнения.
— Но я же видел, что ты была несчастна!
— А ты думаешь, сейчас я счастлива?! — голос срывается на крик. — Ты думаешь, мне легко жить в этом доме, где всё напоминает о нашем браке? Готовить завтрак для сына и объяснять ему, почему папа больше с нами не живёт?
Руслан молчит, но я вижу, как дрогнули его губы.
— Ты думаешь, легко просыпаться ночью и тянуться к пустой половине кровати? — продолжаю я наступать. — Или слушать, как соседи перешёптываются о нашем разводе?
— Злата...
— Заткнись! — Я уже не контролирую себя. — Ты решил, что знаешь, что для нас лучше. Но ты не знаешь ничего!
Руслан опускается на стул, закрывает лицо руками.
— Я не умею быть близким, — говорит он глухо. — Ты же видишь. Каждый раз, когда ты пытаешься подойти ближе, я тебя отталкиваю. Я делаю больно. Я...
— Ты боишься! — перебиваю я. — Вот и вся проблема. Ты трус, Руслан Громов.
Он резко поднимает голову. В его глазах вспыхивает гнев.
— Не смей называть меня трусом.
— А кто ты тогда? — насмехаюсь я. — Храбрец? Герой? Ты бросаешь семью из страха. Это и есть трусость.
— Я делаю это ради вас!
— Брехня! — кричу я. — Ты делаешь это ради