Многоточия - Наталья Способина

Ознакомительный фрагментпропустил Яну в просторный светлый холл. Она была здесь не в первый раз и даже не в десятый. За эти месяцы Сергей приглашал ее не просто приезжать на выходные — он всерьез предлагал переехать к ним жить. Правда, на вопрос Яны, как он собирается объяснить это Лене, их общий дядя не нашел что ответить. Просто потому, что не было в нем никакого двойного дна и он совершенно не умел продумывать хитроумные планы. Чем ближе они общались, тем сильнее Яна удивлялась тому, что могла всерьез подозревать его в разворовывании денег компании и в желании угробить родных племянников. Впрочем, как выяснилось, всем этим занималась Янина мама, а вот ее она в подобном заподозрить точно не могла. Да что там заподозрить? Даже когда факты уже буквально кричали о причастности ее мамы к странным стечениям обстоятельств, которые едва не обернулись гибелью Димы, Яна ведь продолжала считать, что маму кто-то заставляет, что есть какая-то причина, по которой она это делает. Самое смешное, что в глубине души она до сих пор так считала. И даже однажды сказала об этом Роману.

Тот в свойственной только ему манере внимательно на нее посмотрел, а потом неловко похлопал по плечу и произнес:

— Чувствую, что должен сейчас соврать, чтобы тебя поддержать, но, блин, Ян, прости: я правда не думаю, что за Полину Викторовну может решать кто-то другой. Она слишком… Не знаю, как объяснить… Мы мало общались, но она показалась мне человеком, который точно знает, что делает.

Яна тогда лишь кивнула в ответ. Нашла у кого попросить поддержки! У Крестовского, который однажды на какую-то Димину довольно едкую шутку насчет рыжих сначала прыснул, а потом сконфуженно произнес: «Ян, ты не очень рыжая, ну то есть… Блин».

Роман правда нравился Яне своей честностью, но иногда хотелось, чтобы кто-то помог ей спрятаться от реальности, а не вытягивал на свет из безопасных иллюзий.

— Добрый день! — громко сказал Роман в пустоту дома: встречать их по-прежнему никто не вышел.

Яна в знак солидарности тоже громко поздоровалась.

— И незачем так орать, — раздалось из кухни. — Я и в первый раз прекрасно слышал.

Вышедший в холл Дима сжимал стакан с соком.

— Заходите уже! Чё вы там жметесь, как неродные.

Яна улыбнулась про себя и Диминой хмурой физиономии, и тому, что Роман помог ей снять куртку.

— Сергей, у нас гости! — заорал Дима так, что Яна едва не оглохла. — Если хотите кофе или чай, сами.

Он указал пальцем себе за плечо.

— Само гостеприимство, а не… Дима, — заметила Яна, в последний момент заменив именем слово «брат».

Оно едва не вырвалось само собой. И за это она себя тоже ругала не в первый раз. Лена не знала об их родстве, да и Дима не давал поводов думать, что будет рад подобным напоминаниям.

Роман отправился на кухню, и в это время на верху лестницы появилась Лена собственной персоной. Каждый раз при виде ее Яна испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она пыталась убедить себя в том, что именно ради этой девочки она и пошла однажды против мамы, что это ее сестра, что ей всего пятнадцать и она очень одинока и несчастна. С другой — Лена Яне… не нравилась. Как человек взрослый, она пыталась найти причину в себе: думала про дочернюю ревность, которая была ее спутницей большую часть жизни и умело подкреплялась постоянными напоминаниями мамы о том, что у Волкова есть семья и дети, которые едят с золота и не знают ни в чем отказа. Яне было плевать на золото, но вот то, что ее папа дарит куклы другой девочке, сажает ее к себе на колени, слушает ее рассказы, не причиняло боль, нет, — в детстве Яна не мыслила такими категориями, — но вызывало зависть.

Сейчас дело было уже, кажется, не в зависти: Лена не нравилась Яне как человек. Если бы у Яны и были подруги, такая, как Лена, никогда не вошла бы в их число. Потому что она была маленькой эгоисткой, которая упорно не замечала того, как сильно ее любят брат и дядя и как много они для нее делают, зачастую переступая через себя.

Яна невольно усмехнулась. Видимо, все-таки дело было в ревности. Ей хотелось, чтобы они так же любили ее, но соревноваться с пятнадцатилетней девочкой было глупо.

— Привет. — Лена легко сбежала по лестнице и, едва удостоив Яну взглядом, направилась на кухню.

Рома Крестовский был центром притяжения вселенной Лены Волковой.

Сергей как-то обмолвился, что раньше было хуже, и Яне стало искренне жаль Ромку, потому что, по ее мнению, понятие «хуже» было чем-то, в чем вообще не выживают.

Когда Яна вошла в просторную кухню-столовую, Лена уже колдовала над кофеваркой, а Рома подпирал подоконник. На его скуле красовался отпечаток светлой губной помады.

— Яна, тебе сделать кофе? — Лена бросила на нее взгляд через плечо.

Она искренне считала, что Яна — Димина девушка, хотя, как она себе объясняла их отстраненность друг с другом, было непонятно. Впрочем, влюбленные девочки, вероятно, живут в какой-то своей реальности.

— Да, капучино, если можно.

— Дим?

— У меня сок. — Дима продемонстрировал сестре стакан, который сжимал в руке, и отодвинул для Яны стул.

Пришлось садиться. Сам он плюхнулся рядом и уставился на Рому, который наморщил лоб и поджал губы, всем своим видом демонстрируя неловкость. Тишину в кухне нарушало только жужжание кофемашины.

— А Сергей дома? — наконец подала голос Яна, чтобы хоть как-то снять напряжение.

Словно в ответ на ее мысли от двери раздался привычно бодрый голос дяди:

— О, как вас много. Привет!

Проходя мимо Яны, он потрепал ее по плечу, затем протянул руку Роману. Для рукопожатия тому пришлось отлепиться от подоконника.

— Кофе будешь? — спросила Лена.

Сергей отрицательно качнул головой, и Лена, передав Яне чашку с капучино, устроилась на подоконнике рядом с тем местом, где до этого стоял Роман. Тот словно невзначай подошел к столу и сел напротив Димы. Танцы с бубнами, которые начинались в доме Волковых с появлением Крестовского-младшего, могли бы показаться увлекательными. Если ты любитель сериалов про подростков.

— Откуда вы такой дружной компанией? — Сергей, старательно делая вид, что не замечает неловкости, налил себе чаю и достал из холодильника упаковку с пирожными.

С исчезновением мамы в жизни Яны пирожные стали появляться, кажется, слишком часто, но отказаться она от этого пока не могла.

— Жизнь слишком коротка, Янкин, — однажды сказал ей Лев Константинович, когда она заикнулась при нем про диету.

И это не звучало призывом пуститься во все тяжкие. Босс сказал ровно то, что сказал. Мама