Не развод, а война - Дана Вишневская

Встаю из-за стола резко и подхожу к окну, смотрю на двор, освещённый фонарём. Качели, которые Руслан поставил для Савелия, песочница, которую мы вместе делали. Столько всего общего, а мы умудрились стать чужими.

Но время — не решение. Сколько бы я ни думала, ситуация не изменится. Мой мозг может крутить эти мысли хоть месяц, хоть год — а в итоге нужно либо рискнуть, либо поставить окончательную точку в наших отношениях. Третьего не дано.

Слышу, как Руслан встаёт, подходит ко мне.

— Боюсь, — шепчу я, не оборачиваясь к нему.

— И я боюсь, — отвечает Руслан, сжимая кулаки. — Но ещё больше боюсь остаться с этим страхом наедине — без тебя.

Глава 30: Тогда научимся вместе

Свет от уличных фонарей пробивается сквозь кухонные занавески причудливыми золотистыми узорами, которые ложатся на наши измученные лица. Я смотрю на Руслана, который сидит напротив меня за этим грёбаным столом, где мы столько раз ругались, мирились, строили планы... и разрушали их.

Господи, как же мы оба выглядим. Он — помятый, с растрепанными волосами и красными от бессонницы глазами. Я, наверное, не лучше — чувствую, как тушь размазалась под глазами, а волосы торчат во все стороны.

— Тогда научимся вместе, — говорит он, и в его голосе звучит что-то такое... отчаянное? — Ты — прощать, я — любить открыто. Вместе научимся строить отношения заново.

Я издаю звук между смешком и всхлипом. Научимся. Как будто это какой-то курс повышения квалификации.

— Руслан, тебе уже почти под сорок лет, мне не сильно меньше. Мы не подростки, которые играют в любовь.

— И что? — он наклоняется вперёд, его глаза горят каким-то лихорадочным блеском. — Значит, мы обречены оставаться такими же сломанными?

Сломанными. Точное слово. Мы оба сломанные. Только по-разному.

— А если я не смогу тебя простить? — вопрос вырывается сам собой, и я пугаюсь собственной честности. — Если буду постоянно вспоминать, упрекать, мстить?

Он долго молчит. Очень долго. Я слышу, как тикают часы на стене, как где-то на улице опять лает собака, как шумит за окном ветер.

— Будем с этим работать, — наконец говорит он. — С психологом, вместе, честно.

— С психологом? — я не могу скрыть удивления. — Ты? Руслан Громов собираешься идти к психологу?

— А что тут такого? — он пожимает плечами, но я вижу, как напрягаются мышцы на его шее. — Если это поможет нам...

— Да ничего особенного, — качаю я головой. — Просто ты всегда говорил, что психологи — это для слабаков и неудачников.

— Говорил, — кивает он. — Дурак был. Много чего дурацкого говорил.

Мне хочется спросить: "А теперь не дурак?", но я прикусываю язык. Не время для сарказма. Хотя кого я обманываю — для сарказма у меня всегда есть время.

— А если ты не сможешь измениться? — продолжаю я допрос. — Если опять станешь холодным и отстраненным?

— Тогда я буду работать над собой. Каждый день, до тех пор, пока не научусь.

Вот так просто. Работать над собой. Каждый день. А я-то думала, что характер — это навсегда.

Я встаю из-за стола, подхожу к окну. Вечерний двор наполнен тёмной тишиной. Соседи уже погасили свет в окнах. Жизнь засыпает. А мы здесь решаем судьбу нашего брака.

— Злата?

Я не оборачиваюсь. Не могу. Если посмотрю на него сейчас, расплачусь окончательно.

— Я хочу полную прозрачность, — говорю я в окно. — Финансы, планы, контакты. Никаких секретов.

— Согласен.

— Я хочу равноправие в принятии решений. Не хочу быть приложением к твоей жизни.

— Согласен.

— И я хочу, чтобы ты регулярно работал с психологом. Индивидуально, не только семейные сессии.

— Я согласен на всё.

Чёртов упорный мужик. Я поворачиваюсь к нему, и моё сердце сжимается от боли. Он смотрит на меня так... как не смотрел уже несколько лет. Как смотрел в самом начале, когда мы только познакомились.

— Ты понимаешь, что говоришь? — спрашиваю я. — Психолог будет копаться в твоих мозгах, вытаскивать наружу все твои страхи и комплексы. Ты к этому готов?

— Нет, — честно отвечает он. — Не готов. Меня от одной мысли об этом трясет. Но без тебя меня трясёт ещё больше.

Господи. Вот же мерзавец. Знает, как меня пробить.

— А что с Виолеттой? — я не могу удержаться от этого вопроса, хотя понимаю, что сама себя мучаю.

Он вздрагивает, как от удара.

— Всё кончено.

— Почему?

— Потому что я понял: я не могу заменить тебя никем. Даже если очень захочу.

Слезы наворачиваются на глаза, и я зло их вытираю. Не буду плакать. Не сейчас.

— Красиво говоришь, — бормочу я. — Жаль, что поздно.

— Ничего не поздно, — он встаёт, делает шаг ко мне. — Пока мы оба здесь, пока мы разговариваем — не поздно.

— А Савелий? — задаю я самый важный вопрос. — Что мы скажем Савелию? Как объясним ему всё это?

Руслан замирает. Вижу, как его лицо меняется, становится мягче.

— Скажем правду, — говорит он тихо. — Что папа и мама наделали ошибок, но хотят всё исправить. Что мы учимся быть лучше. Ради него и ради нас.

— А если не получится?

— А если получится?

Мы смотрим друг на друга через всю кухню. Между нами — пропасть из обид, недоверия, боли. Но что-то внутри меня говорит: может быть, эту пропасть можно засыпать. По камешку, по песчинке.

— Я не верю в сказки про счастливые концы, — вдруг говорю я.

— И я не верю, — кивает он. — Но верю в работу. В упорство. В то, что если очень захотеть, можно изменить даже самого себя.

— Даже тебя?

— Даже меня.

Я опять выхожу из кухни. Останавливаюсь в дверном проеме, оборачиваюсь. Руслан сидит за столом, сгорбившись, и смотрит на свои руки.

— Ты действительно этого хочешь? — спрашиваю я. — Не потому, что боишься остаться один, не потому, что жалко денег на развод. А именно