Не влюбляйся в рок-звезду - Рейчел Хиггинсон

Адам встал с кресла и подошёл ко мне. Он обнял меня рукой за плечи и прижал к себе. Его присутствие успокоило моё бешено стучащее сердце, и прошептало, что всё будет хорошо.

Сейчас было не лучшее время для паники.

Близость Адама напомнила мне о жизни, в которой я сейчас жила. Я смогла забыть о Малачи, ну, почти, и сосредоточиться на прекрасном звучании группы. Чёрт побери, они стали такими классными.

Конечно же, небольшая, самодовольная часть меня знала, что клавиши могли бы серьёзно помочь им связать некоторые части песен вместе. Но для всей остальной толпы это был самый прекрасный звук, который они когда-либо слышали.

Прижав руку к своей щеке, я осознала, что улыбаюсь. Ну, хорошо, может быть, я всё ещё ставила себе в заслугу этот звук.

Может быть, я всё ещё чувствовала гордость и причастность к этой безумно популярной группе.

Это были мои мальчики. Дело было не только в Малачи. И в наших запутанных отношениях. Дело было так же во всех остальных. Эти парни определили моё детство. Это были люди, с которыми я выросла. Они были друзьями, с которыми я пошла за своими самыми сумасшедшими мечтами.

Чёрт, один из них был моим братом. Как и моим лучшим другом, пока я не ушла из группы. Это была единственная вещь, которая смогла разделить нас.

И я всё равно бы ушла, даже зная о том, что это сделает с нашими отношениями.

Оторвав взгляд от Малачи, я посмотрела на Адама. Он был погружен в абсолютный транс, его полностью захватили ритм и звуки, которые издавали эти боги музыки.

— Что думаешь? — закричала я, перекрикивая шум, издаваемый группой и толпой.

Его глаза сверкнули обожанием.

— Они прекрасны.

Я улыбнулась ему, после чего протиснулась между его телом и перилами, позволив ему обнять меня за талию. Мы танцевали под песни, которые я не знала, но которые пел слишком хорошо знакомый мне голос.

И на протяжении всего этого времени у меня было ощущение, что я кому-то изменяю. Но если бы вы спросили меня, Адаму или Малачи, я бы не смогла ответить.

После двух джин-тоников на середине шоу, знакомый гитарный перебор более медленной песни заставил моё сердцебиение ускориться в три раза.

— Как насчёт старой доброй песни? — проговорил Малачи в микрофон, и толпа начала ликовать.

Это был один из тех редких моментов за сегодняшний концерт, когда он перестал играть, чтобы сказать что-то толпе. На протяжении последнего часа он всё время пел, развлекая зал как профи и не сводя глаз с публики, находящейся перед ним.

Я увидела, что Кэйд отложил барабанные палочки, и уже знала, что я сейчас снова буду раздавлена.

— Эта песня написана мной о девушке, которую я любил, — признался он, его уставший низкий голос прозвучал искренне. — Здесь кто-нибудь когда-нибудь любил девушку? — толпа одобрительно закричала. — А было такое, чтобы эта девушка оставила вас и напрочь разбила ваше долбаное сердце? — толпа взорвалась смехом и криками.

Я прижалась спиной к груди Адама в поисках защиты. Я услышала, как он тихонько усмехнулся, и почувствовала, как этот смешок прокатился по его телу.

Он даже не представлял, что эта шутка была про меня.

Когда толпа стихла, Малачи провёл рукой по волосам и на какое-то мгновение, всего лишь на одно мгновение, мне показалось… что он не уверен в себе.

— И хотя мне больше не суждено любить эту девушку, мне всё ещё нравится исполнять эту песню, когда у меня есть такая возможность.

Громкий вздох вырвался у меня из груди, когда он начал играть акустическую версию одного из своих ранних хитов, "Когда она поёт".

Она заходит в комнату, её все замечают.

Все слушают внимательно, когда она говорит.

А если улыбается, она вся словно светится.

Но только для меня поёт она, когда она поёт.

Если бы я закрыла глаза, я смогла бы представить его, как он писал эту песню. Он сидит посреди сырого подвала Пита, со своим старым акустическим Фендером, который он украл у своего отца. Его пальцы трогают струны так, словно они были рождены для того, чтобы создавать музыку.

Он оторвал взгляд от пола и посмотрел через весь зал прямо на меня.

— Только для меня поёт она.

Я закрыла глаза, от этой песни у меня в животе были всё такие же огромные бабочки, и я не могла дышать. Я всё ещё помнила запах этого сырого недоделанного подвала, и то, как мама Пита стучала ногой по полу кухни всякий раз, когда Кэйд вступал со своими дешёвыми барабанами из Гудвилла — эти барабаны хранились в доме Пита, чтобы ему не приходилось каждый день перемещать хорошие барабаны туда-сюда. Я всё ещё слышала смех и ржание парней, когда они наблюдали за тем, как расцветала любовь, в которой они ничего не понимали. И никогда бы не поняли.

Только для меня поёт она.

И это была правда. По крайней мере, тогда. Я была слишком скромной и неуверенной в себе для того, чтобы выступать на публике, поэтому я пела только для него.

В конце концов, наша управляющая компания и звукозаписывающий лейбл поняли, что наша пара неплохо смотрится на сцене, и они заставили меня покинуть мою раковину и начать выступать перед аудиториями, которые были даже больше, чем наш родной город. В итоге, Кай уже был так болен и настолько потерян, что мне пришлось петь вместе с ним. Мне приходилось направлять его. Мне приходилось тянуть за собой группу. Но до этого были только мы с ним. Мы сидели бок о бок на узкой банкетке перед пианино, а мои пальцы пытались угнаться за гениальными идеями в голове Малачи Портера и за хрипловатым и удивительным звуком его голоса.

А потом мы стали известными, толпы поклонников стали забивать стадионы, и всё, к чему мы прикасались, превращалось в золото. Но даже тогда я всё ещё пела только для него.

Не удивительно, что я в него влюбилась.

Он был одним из тех людей, которые родились для того, чтобы стать известными. Он был тем парнем, который должен был далеко пойти. В нём было столько личного обаяния, столько нереального очарования, что люди начинали толпами притягиваться к нему.

Но в особенности я.

Может быть, я бы и не была настолько влюблена в него, если бы он точно так же не был настолько же влюблён в ответ.

Когда