Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Поэтому предполагалось изучить, как фигура Ordinis Sanctae Trinitatis et Captivorum была нарисована в избранных источниках и с какой целью. Выводы подчеркнули, что христиане составляли легитимный элемент самого унитарного халифата, поскольку они были врагами, которых нужно было уничтожить и против которых вести священную войну. Они также оправдывали борьбу с андалузскими повстанцами, поскольку выступали союзниками христиан. Вдобавок христиане были показаны как враги не только за пределами границ Альмохадов, но и внутри них, что привело к директиве, по крайней мере теоретической, об обращении или изгнании.

Таким образом, вокруг этих трех осей был разработан идеологический дискурс Альмохадов относительно христиан, и именно так он был представлен в изученных хрониках. Таким образом, следуя этой линии, проект, который начинается здесь, направлен на изучение дискурсивных и идеологических разработок, которые андалузский ислам спровоцировал вокруг христиан, в соответствии с тем, что обычно называется «классическим исламом», в случае Пиренейского полуострова от завоевания до падения Альмохадов в Аль-Андалусе (711–1228).

То есть какое представление о христианах имели андалузские мусульмане и как оно отражено в источниках, в данном случае не только в хрониках, на каких элементах они построили концепцию инаковости вокруг христиан, как они развивали свою собственную идентичность перед другими и какое место занимают христиане, как еще один элемент дискурса самого андалузского ислама.

Точно так же будет уместно проанализировать, как эта идеологическая конструкция развивается и меняется в зависимости от политико-социального контекста, в котором она развивается. Ситуация и отношения с христианскими королевствами севера, а также с режимами, господствующими в Аль-Андалусе, могут дать нам ключ к разгадке этих дискурсивных вариаций[1].

Это исследование призвано стать предыдущим этапом, начальной фазой того направления расследования, которое изложено в параграфах непосредственно выше. Для этого предполагается представить «современное состояние» исследований, проведенных на христианах Аль-Андалуса и их взаимоотношениях с мусульманами с различных точек зрения: терминологической и концептуальной; правовое, социальное, политическое, религиозное и культурное положение христиан; его исламизация и арабизация; явления радикализации, обнаруживаемые в процессе; и вопросы, касающиеся идеологии и исламской точки зрения последователей Христа.

Bажно знать с критической точки зрения, что было сказано и изучено, и что еще предстоит проанализировать о христианах под исламским правлением в Aль-Андалусе и Oсманской империи, прежде чем приступить к расследованию. На протяжении этой монографии мы избегали использования термина «мосарабский» из-за его сложности и все еще нерешенных историографических дебатов, которые он спровоцировал. Именно с этого и начинается эта работа.

Таким образом, генезис направления исследований 1–4 разделoв будет посвящен наследию Рима на западе: романо-германские королевства, завоеваниe арабов в 711 году Пиренейского полуострова и Византийской империи перед падением под ударами сельджуков.

5–10 разделы будут сосредоточены на кульминации и переменax в Византии и исламе, о единствe Средиземноморья и границе между исламским миром и христианами, на статусе и реальности христиан Аль-Андалуса, то есть их правовом и социальном положении.

В 11–13 разделе будут рассмотрены вопросы, связанные с битвой при Манзикерте (25–26 августа 1071 года), где византийцы потерпели поражение от сельджуков, и это положило начало вторжению тюрков в Малую Азию и в Средиземноморье с динамикой османизации и исламизации народов.

В свою очередь, 14–23 разделы будут посвящены греко-турецкому синтезу и окончанию исламского правления на Пиренейском полуострове. В заключении будут проанализированы исследования, в которых должным образом рассматривалась идеологическая конструкция, которую андалузский и османский ислам проецирует на христиан, находящихся под его властью, и определены концепции Пиреннa и Лемерля.

Аналогичным образом, после проведения этого историографического обзора в качестве заключения будет упомянута серия исследовательских перспектив, которые могут служить в качестве матрицы для будущих исследований, которые будут разработаны в рамках проекта. С той же целью будет также включена описательная взаимосвязь основных источников, которые у нас есть благодаря испанским коллегам, для развития этого направления исследований, а также библиографический список, который послужил основой.

Историографические проблемы, связаны с термином «мосарабский»[2]. Термин «мосарабский» постоянно использовался многочисленными специалистами для обозначения христиан, живших в Аль-Андалусе. Однако в конце XIX века Франсиско Хавьер Симонет, который также использовал это слово в этом смысле, уже подчеркнул его сложность в своей впечатляющей работе[3].

Он указал, что, несмотря на арабское происхождение этого термина, он не был найден ни в одном латино-мусульманском источнике. Этимологически, утверждает ученый-арабист, он происходит от пассивной формы глагола «ариба» или «ароба» и затем может быть переведен как «арабизованный».

Вывод, который делает Симонет, состоит в том, что этот термин произошел из исламского Толедо, увековечивая себя среди самих «моcарабов», о чем свидетельствуют их тексты, написанные на арабском языке.

Поэтому для выдающегося автора термин «мосарабский» имел исламское происхождение и использовался для обозначения христиан, живших в Аль-Андалусе.

Симонет представлял это христианское население в строго идеологических терминах, в рамках национально-католического видения. Они были хранителями католической веры, а также истинного национального духа. Гомес Морено в своей классической работе «Мосарабское искусство»[4] также выбрал использование этого термина для христиан, живших под властью Андалузии, а также для тех, кто эмигрировал на север.

В этой же классической интерпретации находится работа Ринкона Альвареса[5], который даже ссылается на них выражением «испанский мосарабский». Столкнувшись с арабским происхождением термина, Симонет уже отбросил в своей работе латинскую этимологию слова «mixti arabes» с явно уничижительным характером, предложенную Хименесом де Рада в его «De rebus»[6].

Педро Чалмета, однако, вернулся, чтобы подтвердить это этимологическое происхождение, противопоставление арабскому языку, общепринятому большинством исследователей[7]. Другая традиционная точка зрения, хотя и критическая по отношению к Симонету, – это точка зрения таких авторов, как Менендес Пидаль[8] или Исидро де Лас Кагигас[9]. Pелигиозный аспект, центральный в видении Симонета, сосредоточенный исключительно на предполагаемом национальном характере мосарабского феномена. Другие классики и выдающиеся историки, такие как Гонсалес Паленсия[10], сосредоточили свое видение «мосарабского языка» на генезисе уникального культурного сообщества, связанного с его контактами с арабской цивилизацией и его культурной исламизацией.

Америко Кастро также приписывает «особый» характер мосарабам из-за воздействия на них арабизации и их архаичного римского и готического наследия[11]. И, возвращаясь в прошлое, но с той же точки зрения, Томас Глик[12] ввел концепцию аккультурации, чтобы приписать моcарабам роль носителей исламских культурных элементов. Урвой[13] представил различные значения этого термина в отношении трех типов сообществ: христиан Aль-Андалуса, членов этой общины, эмигрировавших на север, и «мосарабской» общины Толедо после кастильского завоевания.

Его классификация была предложена применительно к языку, литургии и