Царь Федор Алексеевич, старший брат Петра Великого - Андрей Петрович Богданов
Государь и Боярская дума осуществляли верховное руководство военными действиями, получая отчеты воевод и специальных чиновников (для чего по Калужской дороге была устроена скорая почта) и сравнивая их с данными разведки, находившейся в ведении Посольского и Разрядного приказов. Однако помимо собственно подготовки и ведения войны Федор Алексеевич и его помощники (особенно В. В. Голицын) размышляли над ситуацией в целом, и их выводы приходили в драматическое противоречие с результатами военных действий. Именно здесь кроется разгадка тайны Чигиринских походов 1677 и 1678 годов, не раскрытой авторами подробнейших военно-исторических исследований во всей полноте{159}.
План обеих кампаний был традиционен. Русские и украинские войска оставались на базах во избежание неожиданных изменений направления турецко-крымского удара, пока не подтверждалось наступление неприятеля на Чигирин. Крепость оборонялась, получая достаточно подкреплений, до подхода основной армии, которая и наносила супостатам сокрушительный удар, благо ей не приходилось гоняться за врагом: это было немаловажно, поскольку ударной силой русских были пехотные стрелецкие и солдатские полки и артиллерийский корпус (Пушкарский полк).
Трудно отказаться от детального описания Чигиринских походов, представлявших, пожалуй, самое красочное и величественное зрелище в истории Восточной Европы XVII века{160}. Однако остановлюсь только на принципиальных моментах, необходимых для понимания государственной деятельности царя Федора. Прежде всего, несмотря на огромную военную мощь Османской империи, русские и украинские войска были решительно настроены на победу. Была ли в том заслуга пропаганды или на людей воздействовало очевидное сосредоточение сил государства в одном решающем месте, но даже Чигиринские казаки, которым русское и украинское начальство первоначально не очень-то доверяло, не проявляли ни малейших колебаний. Высокий боевой дух отмечает даже старый ворчун полковник Патрик Гордон (впоследствии генерал), подробные дневники которого с избытком сообщают нам о всевозможных недостатках российских войск{161}.
Первый Чигиринский поход
Турецкая армия под командованием победителя поляков Ибрагим-паши Шайтана выступила от Дуная 20 июня 1677 года. Она включала около 60 тысяч турок (по турецким сообщениям, число колеблется от 40 до 80 тысяч), в том числе отборную конницу тяжеловооруженных сипахиев и 10–15 тысяч янычар. Еще около 19 тысяч составляли вспомогательные войска молдаван и валахов, и до 40 тысяч всадников предоставила Крымская орда. Традиционно тяжелая османская артиллерия насчитывала в этом походе 35 стволов 20–36-фунтовых пушек и 80-фунтовых мортир. Соединившись с крымчаками на Днестровской переправе под Тигином, турки 3 августа обложили Чигирин, стоящий на каменной горе над речкой Тясьмин, правым притоком Днепра.
Турки были известны царю Федору Алексеевичу по переводным историческим сочинениям (поляка Мацея Стрыйковского, итальянца Александра Гваньини и др.) как «ведомые городоемцы», к тому же им помогали специалисты из Франции. За одну ночь неприятели построили две батареи и под прикрытием огня быстро повели осадные работы по системе Вобана, прокладывая зигзагообразные траншеи к Спасской башне. Вскоре башня была уничтожена мощным огнем Война и реформа армии 91 с возведенных турками новых батарей (ближайшая располагалась в 60 метрах). Не было равных туркам и в их излюбленных подкопах. Хотя от перебежчиков (среди которых оказался даже негр) генерал-майор Трауернихт знал примерное расположение подземных галерей, ни обрушить их огнем пушек, ни перехватить контрподкопами не удалось. Турки, как железные кроты, прошли через едва ли не сплошную скалу и взорвали бастионы нижнего и башни верхнего города.
Здания Чигирина были уничтожены (бомбами разнесло даже пожитки фон Фростена), крепостная артиллерия в значительной мере подавлена, но неприятеля, по инженерной науке и в согласии с традицией, встретили запасные оборонительные линии и ретраншементы. Наибольший успех осажденным давало массовое применение ручных гранат, производством и совершенствованием которых успешно занимались тульские заводы. Благодаря гранатам россияне производили страшное опустошение среди осаждающих и разрушали их работы на вылазках (крупными силами их было проведено около десяти), так что туркам пришлось превратить свои шанцы чуть не в пещеры; гранатами же был отбит генеральный штурм после взрыва подкопов. В конце концов, турки стали прекращать атаки, едва завидев новые укрепления позади взорванных ими.
Трехнедельная безуспешная осада произвела удручающее впечатление натурок. По выражению гетмана Самойловича, Чигиринская крепость «костью им в горле стала». Российский же гарнизон, несмотря на «великое утеснение от верховых нарядных гранат» из османских мортир, пребывал в праздничном настроении. Московские стрельцы (вместе с выборными солдатами их насчитывалось до 5 тысяч) ходили на вылазки «как на праздник», при полной парадной форме, то есть в суконных кафтанах цвета своих полков с золотыми, серебряными и цветными парчовыми нашивками, красочных перевязях-бандалерах (на них подвешивались сабля и патроны) и блестящих стальных касках. Солдаты, к слову сказать, выглядели скромнее: в колетах и черных латах обычного европейского образца (кираса, набедренники и шлем с полями).
Победный настрой заслонил даже противоречия «хохлов» с «москалями»: «казаки приходили из нижнего города в верхний и русским людям помогали, и русские люди ходили в нижний, бились вместе с казаками». Принявший православие генерал-майор Афанасий Трауернихт был, по рассказам шотландца на русской службе Патрика Гордона, человеком сложным, однако своевольные казаки признали в нем человека знающего, твердого и слушались беспрекословно. Все обращения Юрия Хмельницкого, привезенного турками в обозе и призывавшего перейти под свои знамена, остались безответными; до осады дезертиров хватало, но к туркам и Хмельницкому не перешел никто.
Гарнизон был совершенно уверен в помощи армий Ромодановского и Самойловича, 10 августа соединившихся на Артополоте и двигавшихся к Днепру (при мягком подстегивании из Москвы). Блокада представлялась осажденным временной — и действительно, 20 августа отряд подполковника Фаддея Тумашева (615 белгородских драгун и 800 гетманских сердюков) с распущенными знаменами и трубным игранием вошел в Чигирин по мосту через Тясьмин.
Тем временем Ромодановский выбрал место для форсирования Днепра на Бужинском перевозе и готовился продемонстрировать туркам классическую операцию. Князь располагал 32 тысячами воинов (с полками «прибылой рати» В. Д. Долгорукова — до 49 тысяч) и имел в тылу 15-тысячную армию В. В. Голицына, но с пользой пустить в дело мог около двух третей этого числа, входивших в регулярные полки: демонстрировать неприятелю толпы дворянского ополчения с холопами воевода не имел никакого желания.
Более всего Ромодановский полагался на солдат и стрельцов, вооруженных единообразными мушкетами и холодным оружием (сабли, шпаги, бердыши и пики). Стрельцы объединялись по 500 человек в приказы во главе с головами и полуголовами, солдаты — в полки по 1600 человек (реально всегда
