Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Между 1056 и 1076 годами ландшафт Византийской империи резко изменился. Македонская династия вымерла в 1056 году. В следующем году Исаак Комнин устроил переворот, за которым последовали беспорядки, которые привели к возвышению и отречению четырех императоров. Все они оказались неспособны предотвратить угрозы, нависшие над Империей на всех фронтах. На востоке – турки-сельджуки; нa западe – норманны Роберто Гискардо, которые с благословения Папы Николая II заняли свои позиции на юге итальянского полуострова; на севере – печенеги.

Между 1071 и 1076 годами, с их изгнанием из Бари и Салерно, византийцы были изгнаны из Италии, а в 1071 году поражение имперской армии при Манзикерте, на армянских землях, обрекло Империю на милость турок-сельджуков. Эта обстановка военного поражения привела к внутренней небезопасности в Империи.

Земельная аристократия столкнулась с аристократией купцов, региональные державы воспользовались возможностью, чтобы продемонстрировать свою относительную независимость от имперского правительства, и, чтобы завершить картину, в самом Константинополе несколько новичков (пизанские и венецианские купцы; нормандские наемники) устроили разные беспорядки.

В аналогичном контексте болгары и русские готовились перейти к конфигурации новых территориализированных политических сил. Включение Болгарии в состав Империи с 1018 года оставило глубокий след в стране. Однако именно в эти годы болгарское общество проявило признаки сопротивления, которое в конечном итоге кристаллизовалось.

С одной стороны, распространение богомилийского дуализма было формой отказа от иерархии Греческой церкви. С другой стороны, реализация налоговой реформы вызвала усиление давления на сельское население, которое в значительной степени стало зависеть, прежде всего, от епископов и монастырей. Недовольство вылилось в серию восстаний, которые были настоящими восстаниями против завоевателя.

Их поражение не помешало болгарам продолжить борьбу за свою независимость. Случай с русскими, конечно, был другим. Они были дальше от Константинополя и объединились с Василием II против болгар, и лишь очень медленно небольшие ядра военного и торгового характера и большинство деревень, посвященных сельскому хозяйству и животноводству, были объединены в пользу двух центров: на севере Новгород, недалеко от озера Ильмень, бенефициар коммерческого оживления степи, а на юге Киев на реке Днепр, главный полюс политического и культурного укрепления[150].

Создание в 1037 г. архиепископской кафедры в последнем городе способствовало единению Киевского княжества. Это привело к постепенному исчезновению старых различий между ролями, соответствующими каждой из этнических групп, варягам и славянам. К тому времени русская культура была выражена на славянском языке, транскрибированном кириллицей.

В общественно-политической структуре ранней России, при теоретическом авторитете Рюриковичей, господствовала уездная аристократия крупных землевладельцев с их личной гвардией (дружинa) бояр. Лишь немногие города, достаточно развитые, чтобы иметь свои органы управления и даже, как Новгород, свое ополчение, могли избежать гегемонии тех аристократий, которые без ограничений господствовали над крестьянством.

Раздробленная политическая власть бояр Киевской Руси продлилось все раннее Средневековье (с 980 по 1280 годы). В середине XII века глава одной такой аристократий, обосновавшейся в районе между Суздалем и Владимиром, воспользовался слабостью Киева, чтобы завоевать город и двинуться на север, в Новгород, и на северо-восток, во Владимир, город центр власти России. Примерно в то же время в источниках сталa упоминаться еще и Москва[151].

Век Комнина

Между 1080 и 1185 годами семья Комнинов обосновалась на троне Византии и обеспечила династическую легитимность. Его преемственность была отражением определенного восстановления Империи, как демографического, так и экономического, политического или культурного, которое, конечно, развивалось в гораздо меньших масштабах, начиная с чисто территориального, чем это было принято в течение двух веков правления македонской династии.

Первые признаки восстановления были обеспечены ростом населения, особенно в балканских регионах. В то же время площадь введенных в эксплуатацию земель была расширена, хотя теперь этот процесс направлялся не столько крестьянскими общинами, сколько крупными землевладельцами, которые покупали государственные земли у государства и пользовались благосклонностью финансовых реформ новой династии.

В частности, из-за импульса, который он дал двум институтам: pronoia (проноя) и charistiké (харистике). Проноя состояла из передачи в usus fructus (узуфрукте) земли, находящейся в государственной собственности, и ее родителей или поселенцев (демозиариев) крупному владельцу в обмен на их обязательство использовать ее и, в случае войны, предоставить людей и военное снаряжение[152].

Со своей стороны, харистикa была передачей имперской властью узуфрукта церковной собственности мирянину в обмен на ее восстановление и поддержку монахов. Намерение нового императора состояло в том, чтобы обуздать чрезмерный рост церковной собственности и, несомненно, посредством этой скрытой конфискации обеспечить лояльность светской аристократии.

Но очевидно, что распространение обоих институтов укрепило состояние и власть региональных и местных лордов. С расширением обрабатываемых земель также произошло усиление сельскохозяйственного производства. Вместе с увеличением населения это стимулировало спрос на текстиль, металл или строительные изделия и побудило венецианских, генуэзских и пизанских купцов селиться в более развитых городских центрах с последующим оживлением торговли.

В социальном аспекте «век Комнина» увидел двойное усиление горизонтальных отношений (солидарности) византийской аристократии и вертикальных зависимостей. В этом случае как на уровне знати, среди глав домохозяйств и их клиентской среды, которая имела тенденцию утверждать понятие ойкос, дома и, следовательно, родословной, так и на уровне семей, отношения между помещиками и крестьянами.

Приватизация всех их развивалась гораздо меньше, чем на Западе, но была важным элементом того периода. Параллельно этим внутренним процессам во внешней политике фундаментальными данными XII века было превращение внешних врагов во внутренних врагов Византийской империи. Это было очевидно в случае с турками. Через пятьдесят лет после битвы при Манцикерте в 1071 году турецкий султанат Иконий контролировал восточную и южную Анатолию, то есть около двух третей полуострова Малой Азии[153].

Но то же самое было и с латинянами. Между 1050 и 1075 годами южная Италия стала ареной столкновений между папством, Империей и норманнами-эмигрантами, которые ценой своих услуг в качестве наемников стремились обосноваться на юге полуострова и в Сицилии. Динамика событий привела к тому, что папство вступило в союз с норманнами, что вынудило Византию сделать это с венецианцами.

Они, которые уже пользовались важными торговыми привилегиями в Империи с 992 г., увидели, что их положение улучшилось благодаря новым торговым привилегиям, предоставленным в 1082 г. Быстрый рост богатствa венецианских купцов побудил их претендовать на привилегированный социальный статус в Империи[154].

Ситуация чрезвычайно осложнилась с 1096 года, когда в Константинополе появились две группы латинских крестоносцев, стремившихся вернуть Иерусалим из рук мусульман. Крестоносцы первого, то есть «народного крестового похода», возглавляемого Петром «Отшельником», грабили предместья города чем напугали византийцев; последние провели их