История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Гаврииловна Печатнова

для Греции практике. В древних амфиктиониях, к примеру Дельфийской, ее члены также имели по одному голосу, независимо от размеров общины и числа ее граждан. Аналогичный способ подачи голосов останется и в собраниях федеративных союзов эллинистического времени. Для Спарты подобный принцип голосования был наиболее выгоден, ибо для нее не составляло труда заручиться поддержкой малых и слабых общин, которые имели такое же право голоса, как и большие города. Когда Спарта, руководствуясь условиями Анталкидова мира, стала жестко претворять в жизнь принцип автономии, она провела в Мантинее диойкизм, разделив этот значительный аркадский город на четыре деревни. В результате вместо одного голоса от Мантинеи получилось четыре — по одному от каждой из деревень. Была, по-видимому, еще одна лазейка, с помощью которой можно было аннулировать нежелательные для спартанцев решения. Согласно Фукидиду, решение большинства союзников было обязательно для всех, «если боги и герои этому не воспрепятствуют» (V, 30, 1). Понятно, что спартанцы всегда могли сослаться на плохие ауспиции, если их что-то не устраивало в решениях союзников. Это была обычная для спартанцев практика апеллировать к воле богов в качестве последнего средства убеждения.

Источники свидетельствуют, что голосование среди союзников проводили сами лакедемоняне (Thuc. I, 125, 1; Xen. Hell. V, 2, 20). Естественно предполагать, что под «лакедемонянами» имелись в виду вполне конкретные спартанские магистраты — эфоры, которые, очевидно, заведовали всеми текущими делами союза и председательствовали в союзных собраниях[370]. Пелопоннесский союз не имел своих союзных магистратов, и потому их функции «по совместительству» выполняли, как правило, представители спартанских властей. Специально созданные для обслуживания союзных нужд магистраты, т. н. ксенаги, во-первых, появились по инициативе самой Спарты, а во-вторых, назначались только из числа спартанских офицеров.

Автономия союзников

Как мы уже показали выше, спартанский царь Клеомен I в 506/5 г. призвал войска союзных городов отправиться в поход против Аттики. Эта экспедиция — первый засвидетельствованный пример деятельности Пелопоннесской лиги. До нее Спарта, вероятно, никогда не испытывала оппозиции со стороны большинства. Однако на сей раз союзники под руководством Коринфа и второго царя Демарата отказались от наступления, и отдельные контингенты вернулись домой. Так был поставлен предел самоуправству Спарты и покончено с обычной для нее практикой планировать и осуществлять совместные военные предприятия без предварительного согласия союзников. Другими словами, союзники Спарты «в рабочем порядке» отстояли свое коллективное право вето (Her. V, 76). Это показывает, что Спарте не удалось полностью воссоздать в масштабах Пелопоннеса ту же модель отношений с союзными общинами, какая у нее сложилась внутри Лаконии. В дальнейшем Спарте пришлось считаться с желаниями союзников и учитывать их мнения. Так, когда Клеомен надумал восстановить власть изгнанного тирана Гиппия, он столкнулся с сильной оппозицией коринфян и вынужден был уступить (Her. V, 92). Этот инцидент показывает, что союзники, если их возглавляли коринфяне, имели возможность критиковать спартанские планы и влиять на принятие окончательных решений. «Аристократические генералы Пелопоннесской лиги», как их называет Дж. Хаксли, сумели воспрепятствовать восстановлению тирании в Афинах, сама мысль о которой была им отвратительна[371].

По мнению некоторых исследователей, члены союза были принципиально во всех отношениях независимы[372]. В качестве доказательства их независимости В. Шван, автор статьи «Симмахия» в «Реальной энциклопедии», ссылается на то, что некоторые из спартанских союзников, например, Элида сами имели подчиненные им общины.

Отчасти это верно. Принадлежность к Пелопоннесскому союзу не означала для его членов отказа от самостоятельной политики. Спарта не могла даже воздействовать на соседнюю Тегею, которая стала прибежищем для спартанских изгнанников. Там, например, в течение многих лет скрывались спартанские цари Леотихид и Павсаний, приговоренные у себя дома к смертной казни (Paus. III, 7, 9 (Леотихид); Xen. Hell. III, 5, 25–6; Diod. XIV, 89, 1; Plut. Lys. 28–29 (Павсаний)).

Но вряд ли можно говорить о полной независимости государств, входящих в состав Пелопоннесской лиги. Акценты скорее надо расставить иначе: спартанская гегемония не была безграничной, потому что ей противостояла автономия[373] союзников[374].

У Фукидида (V, 77,5–6) в договоре между Спартой и Аргосом, который, бесспорно, является подлинным документом[375], прокламировалась общая идея, лежащая в основе отношений между Спартой и ее союзниками: «Города же в Пелопоннесе, большие и малые, должны быть все независимы, по обычаям предков (ta;» de; povlia» ta;» ejn Peloponnavsw/ kai; mikra;» kai; megavla» aujtonovmou» eimen pavsa» katta; pavtria). Если какой-нибудь город вне Пелопоннеса пойдет со злым умыслом на пелопоннесскую землю, то обе стороны должны, договорившись, принять те меры, чтобы отразить врага, какие признают наиболее справедливыми пелопоннесцы».

Данная прокламация в целом совпадала с реальностью. До 404 г. степень независимости союзников от Спарты была весьма высокой и распространялась в том числе и на внешнюю политику. У Спарты было не много возможностей заставить своих союзников выполнять их союзные обязательства, если они того не желали. Так, в 428 г., несмотря на предписание спартанцев явиться на сборный пункт на Истме для вторжения в Аттику, союзники собирались медленно. Ибо они, как сообщает Фукидид, «были заняты сбором урожая и не проявляли желания воевать» (III, 15, 2).

Лишенная каких-либо значительных государственных средств, не имеющая флота и испытывающая большой недостаток в людских ресурсах, Спарта в большой степени зависела от доброй воли своих пелопоннесских союзников. Мы не знаем примеров того, чтобы Спарта насильно их заставляла принимать участие в военных кампаниях. В обращении со своими союзниками Спарта могла только просить, но не приказывать (случайно или нет, но Фукидид, говоря о сборе союзников, нигде не употребляет глаголов, бесспорно означающих приказ). Правда, степень независимости членов Пелопоннесского союза от Спарты была неодинаковой до и после Пелопоннесской войны. Превратившись в имперское государство, Спарта изменила свое отношение и к прежним союзникам.

Автономия городов, входивших в Пелопонесскую лигу, обнаруживается главным образом в том, что они, как это следует из источников, могли вполне самостоятельно вести войны с любыми государствами, включая членов союза (Thuc. I, 103; IV, 134; VI, 88). Так, например, в 423 г. имел место вооруженный конфликт между двумя крупнейшими общинами Аркадии Тегеей и Мантинеей, причем у обоих государств были собственные союзники. Спарта осталась в стороне от этого локального конфликта и никак на него не прореагировала (Thuc. IV, 134).

Фукидид, характеризуя тип отношений между Спартой и ее союзниками до Пелопоннесской войны, среди прочего обращает внимание и на то, что «стоя во главе союзников, лакедемоняне не заставляли их платить подати, но заботились лишь о том, чтобы у тех была всегда выгодная для лакедемонян олигархическая форма правления» (Thuc. I, 19). У современников сложилось