История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Гаврииловна Печатнова

тем более у рабов классического типа. В отличие от них, мессенцы имели сильную политическую мотивацию в собственных отношениях со спартиатами. Помощь мессенским повстанцам со стороны афинян также свидетельствует о том, что греческий мир воспринимал их отнюдь не как обычных рабов. По словам М. Финли, мессенские илоты «вполне резонно внушали страх своим господам как потенциальные мятежники: ведь они были группой и, даже можно сказать, подчиненной общиной»[574], с общей коллективной судьбой. То, что внешний мир воспринимал их именно так, видно, например, по тому, что, когда мессенские илоты были освобождены фиванцами в 370 г., они немедленно были приняты греками как собственно греческая община. По-видимому, для греков основной отличительной чертой мессенской илотии было то, что мессенцы составляли пусть подчиненную, но общину, в которой отдельные ее члены никогда не теряли социальных и родственных связей. Именно поэтому Исократ в своем письме к Филиппу II выбирает слово «илот», а не «раб», говоря о будущей судьбе народов в Азии (Epist. 3, 5).

По свидетельству Диодора и Плутарха, результатом восстания 464 г. стало систематическое применение спартанцами репрессивных мер против илотов (Diod. XI, 63, 7; Plut. Lyc., 28, 12). Таким образом, часть наших источников связывает появление криптий не с Ликургом, а с Третьей Мессенской войной. В таком контексте основным объектом криптий должны были стать именно мессенские илоты.

Кроме криптий, которые носили регулярный характер и служили целям индивидуального террора, к результатам Третьей Мессенской войны можно отнести и обращение спартанцев к массовому террору. Мы знаем только один такой случай, который остался в истории, очевидно, потому, что поразил современников своей масштабностью. Возможно, групповые акции насилия над илотами имели место и до и после той истории, о которой нам рассказывает Фукидид.

Так, в разгар Пелопоннесской войны, когда спартанцы занялись набором и обучением первых отрядов илотов, они провели демонстративную акцию устрашения, которая по-своему является уникальной во всей греческой истории. Как рассказывает Фукидид, «устрашенные дерзостью многочисленной молодежи илотов, лакедемоняне… предложили отобрать некоторое число илотов, считающих себя наиболее способными в военном деле, обещая им свободу… Таким образом, было отобрано около 2 тысяч илотов, которые с венками на головах (как бы уже получившие свободу) обходили храмы. Немного спустя, однако, лакедемоняне перебили этих илотов, причем никто не знал, где и как они погибли» (IV, 80, 3–4)[575]. Сам Фукидид считает, что эта акция была вполне в русле обычной политики Спарты по отношению к илотам. «Ведь большинство лакедемонских мероприятий, — добавляет он, — искони было, в сущности, рассчитано на то, чтобы держать илотов в узде» (IV, 80, 3). Обычный страх перед илотами, помноженный на военный кризис, и привел, вероятно, спартанские власти к мысли организовать подобный жуткий спектакль. У Мирона мы находим подтверждение тому, что в истории, рассказанной Фукидидом, нет ничего экстраординарного, кроме масштабности репрессалии. Согласно Мирону, для спартанского правительства было обычной практикой казнить илотов, отличающихся выдающимися физическими данными[576].

Кто же, лаконские или мессенские илоты, стали главным объектом этой акции? Мы знаем, что случай, описанный Фукидидом, имел место в 425–424 гг. Наличие добротной традиции дает нам редкую возможность с большой степенью вероятности атрибутировать погибших от рук спартанцев илотов.

К 425 г. военная ситуация для Спарты сложилась весьма неблагоприятно. Пилос был уже потерян, а вскоре афиняне заняли и Киферу. Угроза новой мессенской войны при поддержке Афин становилась для Спарты реальностью. В такой ситуации, по-видимому, и родилась у спартанских властей идея выявить ту часть мессенской молодежи, которая была наиболее склонна к мятежу, и уничтожить ее. Таким образом, хотя Фукидид нигде не атрибутировал илотов, в данном случае, говоря об угрозе, нависшей над Спартой из-за захвата Пилоса и Киферы, он мог иметь в виду только угрозу со стороны мессенских илотов[577]. Этот же мотив — страх перед восстанием мессенцев — сказался и в специально выделенном пункте мирного договора от 421 г. о помощи Афин в случае восстания илотов.

В 370/69 г. в результате нового восстания мессенские илоты, наконец, добились свободы, и Мессения не без помощи Фив обрела самостоятельность и полную независимость от Спарты. Но это восстание мессенских илотов, по-видимому, никак не затронуло лаконских. Лаконские илоты в соответствующий момент предпочли сражаться за Спарту, а не дезертировать к ее врагам.

Косвенным доказательством того, что илотские восстания — это по большей части восстания мессенских, а не лаконских илотов, может служить следующее замечание Платона: «Владение рабами тяжко. Это многократно было доказано возникновением частых и ставших обычными восстаний мессенцев» (Leg. VI, 777 b-c). В парафразе Аристотеля к данному месту Платона вместо слова «мессенцы» явно в том же смысле употребляется слово «илоты» (Pol. II, 7, 8 1272 b 19 — oiJ dЖ ei{lwte» ajfivstantai pollavki»). Вероятно, именно спартанский опыт заставил греческих философов в своих проектах идеального государства отказаться от идеи формировать класс рабов из гомогенного в этническом и культурном отношении населения. Так, Платон пишет: «Сколько случается бедствий в государствах, которые обладают большим числом рабов, говорящих на одном языке» (Leg. VI, 777 с-d; ср.: Arist. Pol. VII, 9, 9, 1330 а 25–30).

Но все же, несмотря на желание отделить мятежных мессенцев от лояльных лаконских илотов, это не всегда удается. Так, судя по фрагменту из Крития, лаконские илоты были точно такой же угрозой для Спарты, как и мессенские: это из-за них спартанцы не чувствовали себя в безопасности даже в собственных домах (fr. 37 Diels = Libanius. Or. XXV, 63). А в 369 г. спартанцы, объявив о наборе лаконских илотов в армию, сами же испугались слишком большого успеха своей рекрутской кампании: в списки было внесено 6 тысяч илотов. По словам Р. Талберта, «набор в армию такой орды потряс спартанцев и нанес удар по их нервной системе»[578]. Только убедившись, что число свободных людей (граждан, союзников, наемников) будет достаточным для противовеса илотам, они несколько успокоились (Xen. Hell. VI, 5, 29).

Если проанализировать те немногие высказывания греческих авторов V–IV вв. (Фукидид, Критий, Ксенофонт, Платон, Аристотель), которые касаются илотии, можно убедиться, что все они единодушно делают акцент на существовании постоянного и сильного напряжения между спартиатами и илотами. Отсюда ими делается логический вывод об опасности для любого гражданского коллектива подобного типа рабства. Однако опасность эта оставалась по существу потенциальной и отчасти вот почему: исторически сложившееся разделение илотов на две группы и изначальный дифференцированный подход к ним давали спартанцам возможность маневра. Это оказалось особенно важно во 2-й половине V – начале IV в. В то время уже полным ходом шел т. н. процесс олигантропии, когда число полноправных граждан из-за