Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Янни Коцонис
Витте отвечал, что меры, предложенные Дурново для евреев, были уже проведены в жизнь для всего сельского населения (включая изоляцию эксплуататоров от производителей, введение предельных ставок ссудных процентов и запрет на имущественный залог). Таким образом, Витте согласился с тем, что исключительно еврейские учреждения не следует разрешать, но не потому, что евреи сильно отличались от всех остальных, как утверждал Дурново, а именно потому, что они были такими же, как все прочие, и те же самые правила, которые применялись к крестьянам, теперь должны были применяться к смешанным учреждениям с участием евреев[475]. Лидеры еврейских коммерческих и культурных обществ, которые обратились к Витте с протестом по поводу невыгодных евреям правил, приводили те же самые аргументы. Представитель Еврейского колонизационного общества (ЕКО), который стремился побудить евреев «стать ближе к земле» и таким образом сделаться «производительнее» в глазах не-евреев, вмешался в дискуссию и указал, что еврейские труженики в России столкнулись с «эксплуатацией» со стороны ростовщиков и торговцев и нуждаются в государственной защите, предоставляемой остальному трудящемуся населению[476].
Так или иначе, утверждалось, что еврейская социальная динамика существенно не отличается от крестьянской, потому что динамика эта универсальна. Виленский генерал-губернатор (а чуть позднее — реформистски настроенный министр внутренних дел) П.Д. Святополк-Мирский лично отстаивал этот тезис в августе 1903 г. Он соглашался с тем, что с обособленностью нужно бороться, но предложил, чтобы это делалось посредством государственного надзора (как единственного способа отличить трудящиеся элементы от нетрудовых) и сопровождалось удалением меныпин-ства еврейских «эксплуататоров» из массы еврейских трудящихся. Он советовал разрешить отдельные еврейские кооперативы при условии, что они будут находиться под тем же всесословным контролем, что и другие учреждения[477].
В августе 1905 г., среди несущихся отовсюду революционных требований о равенстве прав всех национальностей и вероисповеданий, новый министр финансов Коковцов обратился к кооперативной политике, чтобы выработать компромиссное решение. Развивая аргументы Витте, он предложил, чтобы в больших городах правительство запретило существование обособленных учреждений для отдельных групп; вместо этого индивиды должны были быть «распределены между ними [кооперативными учреждениями. — Я.К.] по ремеслам или по иным родам занятий, по частям города и т. п., но не по национальным или вероисповедальным различиям». Но эта мера предназначалась только для больших городов, и вновь универсалистская база рассуждений Витте оказалась неприменима к сельской России: крестьяне в целом оказывались слишком «неразвиты», в то время как евреи в целом были, наоборот, слишком «развиты» — и, следовательно, являлись «хищниками». У Коковцова сельские евреи вновь обращались в «инородцев»: «Безусловная одинаковость отношения Государственной власти к евреям и к русскому коренному населению могла бы быть оправдана только в том случае, если бы с обеих сторон, одинаково, не было стремления к преобладанию, и на самом деле такого стремления со стороны коренного населения нет, а в евреях оно, несомненно, есть. Условия для свободного соревнования народностей у нас слишком неодинаковы, и масса населения, по историческим причинам, недостаточно развита для того, и в известных отношениях должна быть признана гораздо слабее некоторых»[478]. «Слабость» крестьянина объясняла доминирование еврея, и наоборот. Поэтому Коковцов приводил доводы в пользу любопытного смешения понятий касты и класса — поддерживать различия между религиозными и этническими группами в деревне, в то же самое время признавая различия внутри них. Каждой национальности будет позволено развиваться автономно, учреждать свои собственные кооперативы и самой бороться с собственными эксплуататорами. Он подтвердил эту точку зрения несколько месяцев спустя, когда Коковцов и глава Управления по делам мелкого кредита Биркин поясняли в специальных циркулярах губернаторам, что Манифест 17 октября 1905 г. не отрицает существования национальных и религиозных различий, — но, утверждая их равенство, он тем самым подтверждает и их обособленность[479].
В январе 1906 г. по причинам, которые до сих пор остаются неясными, Коковцов занял новую позицию, которая стала основанием для кооперативной политики не только среди евреев, но и в отношении всех других этнических и религиозных групп вплоть до 1914 г. Снова цитируя Манифест 17 октября, Управление по делам мелкого кредита теперь заключило, что не может быть никаких препятствий для участия евреев в смешанных кооперативах. Те немногие евреи, которые являются эксплуататорами, должны быть удалены (как и другие ростовщики и торговцы) инспекторами по мелкому кредиту согласно предписаниям о «непроизводительных» группах населения. Циркуляр, подписанный Коковцовым и Бир-киным, также указывал, что среди самого еврейского населения «весьма развиты и ростовщичество и столь же жестокая эксплуатация труда, как и повсюду»[480].
Окончательная инструкция Министерства финансов от 1909 г. обращалась к инспекторам с призывом вмешиваться в дела любых кооперативов без различия религиозных и национальных особенностей и исключать из них эксплуататоров и торговцев; основным критерием для отбора должен был стать род занятий. Отчеты из Могилевской и Подольской губерний показывают, что инспекторы именно это и делали в течение последующих пяти лет. Они встречались на земских собраниях с земскими специалистами по кооперативам и составляли планы вмешательства в дела кооперативов, управляемых «непроизводительными классами»: некоторые из них были «торгово-еврейского типа», некоторые сформировались из «христиан-торговцев», а некоторые — из смеси всех видов «непроизводительных классов», включая торговцев и канцелярских чиновников[481].
Это изменение в политике демонстрирует характерную неопределенность. Чиновники из Министерства внутренних дел продолжали возражать против равного доступа христиан и евреев в кредитные товарищества, Биркин не уставал предупреждать о «некоторых элементах», подрывающих кооперативы на Юго-Западе империи, а губернаторы юго-западных губерний по-прежнему отдавали приказы об исключениях из кооперативов. Что же касается Коковцова, то его убежденность в опасности евреев для христиан (отраженная в письмах за 1905 г.) доказывает, что он был не меньшим юдофобом, чем другие правительственные и государственные деятели. Но он действовал в иной, более широкой манере: он поместил евреев в обширную таксономию всех разновидностей сельского населения и в результате перемешал стереотипные представления о крестьянах и евреях. К 1909 г. из переписки должностных лиц уже не было ясно, которое из понятий чему служило эвфемизмом: то ли кулак обозначал хищника-еврея, то ли хищник-еврей — кулака[482]. В еще более широком
