ТАЙНЫ ФАЛЬСИФИКАЦИИ - Владимир Петрович Козлов
«Речь» Екатерины II, несомненно, представляла собой политический памфлет, актуальный в начале 60-х гг. XIX в. Как известно, буржуазные реформы 60 – 70-х гг. в России не коснулись церкви, которая сохранила свое правовое, хозяйственное и идеологическое положение, сложившееся ранее. Это не значит, что в общественном мнении страны не существовало проектов реформирования церкви. «Речь» Екатерины II в Синоде и являлась одним из отголосков таких проектов.
Мозаика подлогов, с которой познакомился читатель в этой главе, лишний раз подтверждает, сколь богата бывает история фальсификаций. И хотя права пословица: «Небылица на тараканьих ножках ходит», другая пословица тоже справедлива: «Врать не устать, было бы кому слушать». Так и в нашем случае: подлоги исторических источников, сколь бы неискусно они ни были выполнены, увы, всегда находят заинтересованных читателей.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!
Льюис Кэрролл, Алиса в Стране чудес
Мы рассмотрели с разной степенью подробности около 150 подделок русских письменных исторических источников, изготовленных в XVIII – первой половине XIX в. Трудно сказать, в каком соотношении находится это число с реальным корпусом сфальсифицированных в этот период материалов: автор не претендует на полноту выявления уже разоблаченных подделок (хотя и стремился учесть их все). Невозможно дать и сегодня гарантии в том, что среди известных в настоящее время источников не бытуют искусно изготовленные в то время фальшивки. Тем не менее впервые выявленный более или менее полный корпус подделок XVIII – первой половины XIXв., обстоятельства, приемы, причины их изготовления дают основания для размышлений о феномене фальсификации письменных источников в России на протяжении полутора веков как общественно значимом явлении.
Остановимся прежде всего на его формальной стороне. Перед нами – более или менее равномерный процесс изготовления фальшивых письменных источников, исключая, может быть, «всплеск» изделий этого рода в самом конце XVIII – первой четверти XIX в. Мы видим как единичные фальсификации, вышедшие из-под пера отдельных лиц (П. Ю. Львова, П. А. Словцова, Д. И. Минаева, Д. Е. Василевского и др.) или ставшие плодом коллективного творчества («завещания» Петра I, Елизаветы Петровны, «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина» и др.), так и целую индустрию фальсификаций, связанную с именами А. И. Бардина, А. И. Сулакадзева, И. П. Сахарова, Н. Г. Головина. Различны «жанры» фальсификаций, то есть виды источников, которые пытались выдать за подлинные: завещания, письма, летописные записи, акты светских и духовных соборов, сказания, сказки, загадки, записи писцов, описи библиотек, песни, дипломатические донесения, речи исторических деятелей, оснащенные атрибутикой древности копии подлинных письменных памятников, мемуары. Можно констатировать, что «жанры» подделок со временем усложнялись. Наиболее красноречивым свидетельством этого являются «мемуары» старицы Марии Одоевской – многослойная фальсификация, потребовавшая уже не только подлога видов реквизитов источника, но и значительного объема информации.
Каждая подделка имеет свое, неповторимое лицо с точки зрения техники ее изготовления, мотивов и обстоятельств создания, введения в общественный оборот, последующего бытования. И вместе с тем мы не можем не заметить ряд общих черт, характеризующих сам феномен фальсификаций письменных источников.
Прежде всего явственно обнаруживается интерес, присутствующий на всех этапах бытования подделки, начиная с возникновения самого замысла фальсификации, затем его реализации и, наконец, последующего, часто уже не зависящего от воли автора, подчас многолетнего использования подлога в научной, художественной литературе, искусстве, обыденном сознании. Интерес этот чрезвычайно разнообразен.
Бардин и Сулакадзев в фальсификациях отчасти преследовали меркантильные соображения, рассматривали свои «упражнения» как подспорье для материального достатка. Головин же старался скрыть следы своей весьма далекой от законной собирательской деятельности. Авторы «Соборного деяния на мниха Мартина Ар-менина», составитель «Завещания» Екатерины II С. Марешаль, П. А. Словцов в «речи» боярина Романова, неизвестные авторы {или автор) «речи» Екатерины II в Синоде, указа Алексея Михайловича о недопущении иностранцев на высшие государственные посты России и др. исходили из идеологических соображений, тесно связанных с реалиями времени, в которое они жили. Нужно было дискредитировать «расколоучителей», укрепить позиции официальной церкви – и появляется «Соборное деяние на мниха Мартина Арменина». Требовалось скомпрометировать политику «просвещенного абсолютизма» Екатерины II и увлеченность ею европейских просветителей – и создается «Завещание» Екатерины II. В начале XIX в. в России появляется шанс осуществить государственные преобразования – и Словцов фальсифицированной «речью» боярина Романова пытается обрисовать общий желательный характер таких преобразований.
Идеологический подтекст ряда подделок говорит о том, что их изготовление было далеко не всегда безобидными «древностелю-бивыми проказами», как выразился однажды в отношении фальсификаций Сулакадзева великолепный знаток русских письменных памятников Евгений Болховитинов. Политический смысл таких подделок, как «завещания» Петра I, Елизаветы Петровны, преследовал задачи, реализация которых могла повлиять на судьбы империи, на международные отношения в Европе. Эти подделки, как можно убедиться на примере трагической истории «принцессы Володомирской», затрагивали и людские судьбы.
Сложные литературные явления, изменения в языковой теории и практике, особенно в начале XIX в., предопределили и еще один мотив в появлении группы подделок («Песнь Мстиславу» П. Ю. Львова, «Сказание о Руси и о вещем Олеге» Д. И. Минаева, сочинения И. П. Сахарова и др.). Литературная и языковая старина становится полем сражения разных течений русского литературно-языкового процесса. Подделки включаются в это сражение не только как признак обновления литературных жанров, языка, стилей, но, главным образом, как фактор, обусловливающий приверженность к извечно молодой, не утрачивающей своей важной роли старине. Стилизации под «древность», под исторические источники современных произведений, близкие уже к жанру литературных мистификаций, отразили многие из тех сложных явлений, которые появлялись в русской литературе.
Фальсификации письменных источников осуществлялись на фоне развития исторической науки, подчас как бы «провоцировавшей» изготовление подлогов. Так, например, в начале XIX в. огромное воздействие на русскую историографию оказала «История государства Российского» Н. М. Карамзина. Этот труд послужил не только основанием для нескольких подделок источников, в частности для Сулакадзева, но и породил многолетнюю ожесточенную полемику вокруг поставленных в нем проблем. Ряд участников этой полемики в своих спорах с Карамзиным использовали фальсифицированные источники в качестве одного из аргументов в отстаивании собственной точки зрения. Так появились «Рукопись профессора Дабелова» и «донесения» Гримовского. Первая фальсификация доказывала давний интерес в России к произведениям латинских авторов, вторая – по существу иллюстрировала карамзинские взгляды на историю царствования Бориса Годунова и одновременно спорила с ними.
Разумеется, мотивы, которыми руководствовались при изготовлении конкретной подделки, не всегда можно свести только к достижению определенной цели. К тому же многие фальсификации со временем обретали новое, подчас
