Музыка как предмет логики - Алексей Федорович Лосев

Но тем не менее мы можем выделять эти категории поочередно и в свете каждой из них рассматривать все прочие.

c) Так, прежде всего, мы можем выдвигать категорию сущего и рассматривать единичность подвижного покоя самотождественного различия именно как нечто, как единичность, как сущее, и все перемены, которые тут происходят, все моменты, на которые эта единичность распадается, рассматривать постоянно как нечто, нечто, нечто и т.д.

Ясно, что тут мы получаем смысл как некоторую категорию, получаем то, чтó именно есть данная смысловая установка. Получаем эйдос.

d) Но мы можем упомянутую единичность подвижного покоя самотождественного различия рассматривать в свете самотождественного различия. Другими словами, отвлекаясь от того, что это есть нечто, мы в таком «этом» сосредоточиваемся исключительно только на моментах различия внутри такого «этого» и на моментах отождествления.

Когда мы говорили о «нечто» и фиксировали эйдос, мы противопоставляли «это» всему иному, что есть за его пределами. Теперь же мы отбрасываем категорию «этого» и всецело рассматриваем «это» только с точки зрения тех различий, которые царят в сфере «этого», не переходя за пределы «этого».

Тогда перед нами расстилается некая умная качественность, некое умное пространство, которое, конечно, не есть нечто физическое или механическое, но тем не менее есть все-таки некая взаимопротивопоставляемость и некая смысловая внеположность. Тут мы получаем умное пространство, или топос.

Но, наконец, мы можем выдвигать также и категорию подвижного покоя. Пусть мы не обращаем внимания ни на то, чтó есть данный предмет, т.е. на эйдос, ни на то, какие различия в нем царят, т.е. на его топос. Пусть все «нечто», которое в нем есть, есть только «нечто» подвижного покоя; и пусть всякое различие, которое в нем существует, есть только различие в смысловой подвижности, в степенях подвижного покоя. Тогда мы получаем математическое число, или математическое «множество», как мы его определили выше.

Если

· в эйдосе фиксируется «что» смысла,

· в топосе – различенности в смысле,

то

· в числе фиксируется, таким образом, специально подвижность смысла, т.е. подвижность полаганий смысла, и их покой, т.е. та или иная определенная степень подвижности смысловых полаганий.

Только поэтому и оказывается возможным счет.

Итак:

· 1) эйдос есть единичность подвижного покоя самотождественного различия, данная как именно единичность;

· 2) топос есть единичность подвижного покоя самотождественного различия, данная как самотождественное различие;

· 3) число («множество») есть единичность подвижного покоя самотождественного различия, данная как подвижной покой [19].

После всех этих разъяснений мы позволим себе считать проблему числа решенной и последнюю формулу числа считать феноменолого-диалектически точной.

Теперь обратимся к характеристике другой стихии, создающей время и, следовательно, создающей музыку.

9. Сущность времени.

1.

Мы выставили раньше положение, что всякая текучесть предполагает нетекучее, и всякая временность требует вне-временности. В отношении к чистому времени этот текучий, вне-временной момент, с точки зрения которого только и может происходить временное течение, есть, как мы видели, число. Что такое число – ясно из предыдущих определений. Теперь охарактеризуем точнее и ближе стихию изменчивости, без которой время немыслимо. Предположивши, что есть только число, мы отказываемся от всякого перехода во временной поток. То движение, которое есть в числе, представляет собою не фактически протекающую изменчивость, но чисто логическую, отвлеченно-мысленную возможность перехода одного смысла в другой, одного смыслового момента – в другой.

Время есть жизнь; число же есть чисто умное, чисто смысловое построение, о котором еще неизвестно, как и с какой стороны оно будет дано во времени и как будет протекать. Во времени есть нечто иррациональное и неопределенное, чему число противостоит как последняя рациональная раздельность и оформленность. В чем же подлинная суть времени? Конечно, для нас, философов, этот вопрос может иметь только диалектический смысл. В чем сущность времени – это значит: какое диалектическое место времени, какое место занимает категория времени в обще-диалектической структуре разума?

2.

Время можно охарактеризовать с разных сторон.

То говорят, что оно есть жизнь. И это, конечно, совершенно правильно, ибо время противостоит всякому холодному логическому оформлению, напр. числу, как нечто живо-трепещущее, стремящееся, ищущее, словом, – живое, живущее.

То говорят, что оно есть творчество. И это также правильно, ибо подлинное творчество только и возможно там, где не все сразу дано, и где каждый момент целого должен быть завоеван, создан, зафиксирован, укреплен.

Число живет бесшумно, и числовые изменения совершаются внутри числа с абсолютной легкостью, в абсолютном отсутствии всяких препятствий и преград.

Время, напротив того, живет шумно и трудно, и временные изменения совершаются вязко, затяженно, часто с великими усилиями, без надежды на разрешение.

Однако все эти рассуждения о времени как о жизненном, творческом потоке, ставшие популярными после Бергсона, рисуя, несомненно, весьма важную, быть может, центральную стихию времени, не обладают нужной степенью феноменолого-диалектической ясности и четкости. Эта теория времени – биологически и психологически правильна, но не философски. Философия требует прежде всего ясной диалектической конструкции понятия времени; и биолого-психологическое учение Бергсона о времени способно стать только хорошим опытным фундаментом для философских конструкций, вскрывая расширенную и углубленно-жизненную стихию времени, но не давая ее подлинно философского осознания.

И первым доказательством нефилософичности Бергсонова учения о времени является противопоставление времени пространству. Время для него есть жизнь, а пространство почему-то не есть жизнь. Время он умеет представить жизненно, а пространство для него только однородно; и он не может представить себе, что и пространство также жизненно, также творчески-напряженно, также трепещет струями жизни. Если бы теория времени имела у него не наивно-опытный (хотя и правильный и притом глубокий) корень, а философский, он не мог бы трактовать пространство в доморощенных старинных тонах Ньютоновой механики, ибо пространство содержит в себе те же первичные категории, что и время, но только в новой их комбинации.

Философия не могла бы в двух аналогичных проблемах прийти к противоположным выводам. – Итак, время есть жизнь, и число есть смысл жизни, но все-таки точную формулу времени этим мы еще не дали. Где она?

3.

a) Выше мы видели, как совершается всякое диалектическое определение. Оно требует данности, противоположения ее иному и синтезирования того и другого. В результате первого синтеза мы получили число. Какова, спросим себя теперь, будет следующая за числом диалектическая категория?

Число, – теперь уже как нечто целое (а не только внутри себя самого), – чтобы быть, должно отличаться как таковое от всего иного,