Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил
Эти британские данные почти наверняка занижают реальные потери, особенно среди палестинцев[176]. Большое число жертв среди палестинских арабов было вызвано прежде всего серьезными конфликтами и кровопролитной борьбой между соперничающими группами восставших — сторонниками и противниками муфтия. Имея в виду и жестокие репрессии со стороны британцев, историк Рашид Халиди сетует на «трагический курс, приведший к огромному числу жертв восстания 1936–1939 гг., суровое подавление которого ознаменовало начало конца арабской Палестины»[177]. Последствия этих потерь сильнее всего будут ощущаться в нехватке руководства, что станет помехой для палестинцев во время решающего противостояния в последние годы британского правления (см. главу 6).
Кроме того, ко второй фазе восстания расклад сил изменился: ишув внес в него новый элемент, активизировав деятельность внесистемных военизированных формирований, не подчинявшихся стратегии хавлага (сдержанности), принятой официальным сионистским руководством. К осени 1937 г., с возобновлением и усилением активности повстанцев, дисциплина, обеспечивавшая сдержанность ишува, начала ослабевать, особенно в рядах боевой организации «Иргун» (ETZEL, ранее «Хагана-Б»). В июле 1938 г. в результате двух взрывов, устроенных «Иргуном» на центральном рынке Хайфы, погибли 74 араба, а еще 129 были ранены, что запустило череду взаимных ответных атак на еврейских и арабских гражданских лиц[178]. Даже полуофициальное подполье в лице «Хаганы» изменило свою тактику и перешло к наступательным действиям против арабских целей, создав «особые ночные отряды» при содействии эксцентричного христианского фундаменталиста и сиониста Орда Чарльза Уингейта, временно прикомандированного тогда к британским силам в Палестине[179]. В следующее десятилетие к тому, что станет широким «еврейским бунтом» против британского правления[180], присоединится еще более радикальная группировка «Лохамей Херут Исраэль» (LEHI; она же «банда Штерна») (см. также главу 6).
Как для палестинских арабов, так и для евреев восстание 1936–1939 гг. стало кульминацией длительного процесса милитаризации их противостояния друг другу. Начиная с первых мелких стычек между палестинскими крестьянами, бедуинскими налетчиками и сионистскими поселенцами и с создания ха-шомер (еврейских отрядов самообороны) еще во времена османского правления обращение к оружию играло в этой борьбе все более важную роль — особенно по мере того, как в период мандата конфликт двух общин стал принимать выраженно националистическую окраску. Как уже отмечалось, еще в декабре 1920 г. полуподпольная организация «Хагана» взялась за вооружение и обучение военному делу евреев, которым в мае 1921-го, ноябре 1922-го и августе 1929 г. пришлось пройти первые проверки боем.
Это подводит нас к шестому из основных противоречий, которые нам нужно рассмотреть: Оправдан ли переход [палестинцев][арабов][сионистов][израильтян] к насилию, или он подлежит осуждению? В каком-то смысле это основное противоречие можно воспринимать как ответвление другого, а именно: возвращаются ли сионисты на свою землю или вторгаются в чужую? Под перекрестным огнем аргументов и контраргументов приверженцы то одной, то другой стороны пытаются подорвать состоятельность претензий оппонента ссылками на его агрессивность и жестокость, а следовательно — «порочность». Каждая сторона утверждает в свою защиту, что не она была инициатором насилия и что она только отвечала на насилие, исходившее от другой стороны. После 1948 г. сменяющие друг друга версии этих доводов будут начинаться с вопросов о том, кто тут агрессор, а кто действует в порядке самообороны, кто «террорист», а кто «борец за свободу».
С точки зрения палестинцев, сам факт появления еврейских иммигрантов на земле, которую они считали своей родиной, был очевидно возмутительным — тем более что эти новоприбывшие иногда в открытую заявляли, что намерены со временем стать большинством и создать суверенное еврейское государство, в котором коренные жители не по своей воле окажутся в меньшинстве. Неужели, спрашивали палестинцы, это не дает им права протестовать и сопротивляться, при необходимости с оружием в руках, чтобы не допустить такого поворота событий? Сионизм, пусть и санкционированный международным (т. е. европейским) сообществом, был для палестинцев навязыванием чужой воли и вторжением — актом агрессии по самой своей сути, даже несмотря на то, что многие из его разнообразных мелких шагов к цели совершались в соответствии с буквой закона или без реального применения силового угнетения.
Некоторые комментаторы, развивая доводы палестинцев, целиком возлагают вину на британцев, которые не желали замечать и принимать во внимание пожелания арабов, одновременно предоставляя военную силу, без которой сионизм не смог бы утвердиться на новой территории. В 1970 г., например, выдающийся историк Арнольд Тойнби писал:
Причина, по которой сегодня существует государство Израиль и по которой 1 500 000 палестинских арабов стали беженцами, состоит в том, что на протяжении 30 лет еврейская иммиграция навязывалась палестинским арабам британской военной силой, пока эти иммигранты не стали достаточно многочисленными и хорошо вооруженными, чтобы постоять за себя с помощью собственных танков и самолетов[181].
Еще раньше, в 1938 г., Джордж Антониус, живший в Иерусалиме состоятельный интеллектуал, смог сформулировать дилеммы, встававшие перед ним, пока террор и насилие Палестинского восстания приносили горе всем сторонам конфликта по всей стране:
Ни на какое долгосрочное решение палестинской проблемы не стоит и надеяться, пока не будет устранена несправедливость. Насилие, будь то физическое или моральное, не может обеспечить решения. Оно не только предосудительно само по себе; оно также делает все более труднодостижимым взаимопонимание между арабами, британцами и евреями. Безусловно, прибегнув к нему, арабам удалось привлечь к своим проблемам искреннее внимание, которого им не удавалось добиться на протяжении 20 лет всеми их мирными выступлениями в Иерусалиме, Лондоне и Женеве.
Опираясь на проведенное им различие между моральным и физическим насилием, Антониус продолжает:
Однако насилие идет вразрез со своими собственными целями: те сиюминутные выгоды, какие оно может принести, неизменно обесцениваются вредом, от него неотделимым. Террором, бушующим в Палестине, ничего добиться нельзя; но мудрый способ положить ему конец — это устранить причины, которые его породили. Необходимо признать, что насилие, к которому прибегают арабы, есть неизбежное следствие морального насилия над ними и что оно не прекратится, как бы жестоко ни подавлялось, если только не прекратится само моральное насилие.
Наконец, обращаясь к тому, что он называет «путем заурядного здравого смысла и справедливости», он направляет обвиняющий перст в сторону сионизма:
Нет места второму народу в стране уже населенной, и населенной людьми, чье национальное сознание полностью пробудилось, чья любовь к своим домам и своей земле очевидно непобедима… В Палестине невозможно найти места для второго народа, кроме как вытеснив или истребив народ, который ею владеет[182].
Эти настроения, уловленные тут на пике насилия во время Палестинского восстания 1936–1939 гг., до сих пор типичны для современных палестинцев, переполненных обидой на сионистское движение, в 1948 г. лишившее их родины.
Из сказанного понятно, как и почему палестинцы на протяжении последних 140 лет конфликта могут видеть и видят себя пострадавшей стороной, столкнувшейся с немотивированной еврейской и сионистской агрессией. С точки зрения сионистов, картина совершенно иная. Они считают, что их возвращение на землю, которую они считали своей родиной и которую называли Эрец-Исраэль, землю, в те времена почти не освоенную и малонаселенную, было не только санкционировано божественным обетованием, но и одобрено великими державами и Лигой Наций. Поэтому, когда возражения палестинцев против их прибытия принимали вид физического насилия, для сионистов это было недопустимым актом агрессии — ничем не отличавшимся от тех бессудных погромов, от которых страдали евреи стран Восточной Европы и не только. Такие угрозы, естественно, требовали от евреев Палестины умения защитить себя, особенно учитывая сомнительную способность или желание властей (после 1917 г. британских) обеспечивать им адекватную защиту.
