Сказание об Оками 7 - Seva Soth
Что в голове у Зецу – нифига не ясно. Он вообще максимально мутный. О нем я знаю меньше всего в Акацуки.
Киринин Кисаме вроде на вид неплохой мужик и от Ягуры ушел. Но и к Ринго Амеюри не примкнул, хотя наверняка имел такую возможность. Короче, неясная туманная перспектива. Может тупо решить своему нынешнему напарнику Сасори помочь новую куклу добыть из приятельских чувств.
Короче, нереальный груз ответственности на мои внешне хрупкие плечи сваливается. По факту, они у меня покрепче любых мужицких, но я же девушка.
Чего-то я задумалась. Это всё мандраж. Замялась на лишнюю секунду у двери операционной. Понятное дело, что сомнениям тут не место. Отступиться на данном этапе только чуть менее дерьмово, чем накосячить.
– Шини-сан, у вас всё получится, – внезапно подбодрил меня Итачи, занявший пост напротив двери, рядом с Пейном-два. Тоже мне мотиватор! Хотя… как-то очень приятно стало, что тут есть кто-то, как минимум, не враждебный.
– Да, у Шини всегда всё получается, знаешь ли, – подтвердила я и шагнула навстречу судьбе.
Состоит намеченная операция из трех условных этапов – извлечение стержней, починка нервного столба путем имплантации нитей чакры и возвращение стержней обратно. И каждый проще сказать, чем сделать. Уже выдергивая сращенную с позвоночником железяку не так и трудно ненароком прикончить пациента, не то, чтобы пышущего здоровьем, несмотря на все мои героические усилия.
В общем, предельно муторная операция, учитывая то, что Пейн-сама утыкан этими арматуринами, как дикобраз иголками. Он вообще не рассыплется на запчасти, если убрать несущую конструкцию? Причем каждая антенна чакры еще и отличается от остальных. Если бы не банк памяти – фиг бы я запомнила, как и куда их потом возвращать. Ну и на всякий случай бирку на каждый штырь вешала, чтобы внезапная амнезия мне не стоила здоровья пациента. Раны внутри, после извлечения металла – это тихий ужас, против которого я заранее подобрала средство.
Нужно было что-то, что смягчит реакцию организма на чужеродные предметы и я нашла подходящую субстанцию – взяла слизь, выделяемую Кацую. Предварительно устроила испытания на себе и воткнутой в руку булавке, а затем на одном из моих ранних пациентов-паралитиков. Он умудрился порвать нити чакры и, восстанавливая их, заодно вживила в тело железку. Через пару дней убрала, убедившись, что проблем не возникло.
И, несмотря на весь мандраж, внезапно гладко всё прошло. И даже руки не дрожали. При том, что основные манипуляции я делала телекинезом, по классике пальцами тоже много чего приходилось проворачивать.
Где-то на середине процедуры я поймала то самое состояние медицинского автомата, в котором вытаскивала безнадежных больных в Конохе после атаки девятихвостого ублюдка. Отрешилась от всех эмоций и действовала безупречно, по заранее составленному и оговоренному с наставницей плану. Реально, как робот. Разрезать плоть, выкрутить имплант – а они именно вкручены, даже резьба есть – перейти к следующему… и так почти на двенадцать часов.
Убрав железки, я перешла к многочасовой процедуре внедрения нитей чакры и подключения их к энергосистеме пациента. Кто-то говорил, что возиться с черными железяками было однообразно и кропотливо? Протягивание нитей чакры еще более муторно, учитывая, что их для создания эрзаца нервных связей требовалось дофигища, десятки. Долгая и муторная работа едва ли не на половину суток. Нормальный ирьенин ее бы не выдержал. Я? Ну, устала так, будто меня биджу любили, но осталась дееспособной.
И последнее – вернуть черные штыри обратно, где взяла, предварительно смочив в слизи. Она быстро засыхает и образует устойчивую защитную пленку. Возможно, придется раз в какое-то время обновлять слизь. Через год, пять или десять. Никаких сведений. Нормальный ирьенин еще бы за подобную операцию не взялся как раз потому, что они в большинстве своем консерваторы и за проверенные методы, а идею “давайте запихаем в позвоночник технику марионеточников” принять докторам сложно.
– Готово! – я поняла, что вышла из хирургического ступора в тот миг, когда сделала последний стежок и затянула нити медицинских швов у него на спине. – Поздравляю, Нагато-сан, после реабилитации и восстановления мышц вы снова сможете ходить.
Никакого ответа, конечно. Анестезия. Ненавижу всю эту медицинскую байду, но… я крута! Да сама наставница Цунаде и то справилась бы не так хорошо. Она не владеет нитями чакры и телекинеза у нее нет.
– Шини? – в операционную заглянула Конан. Эта придурочная тоже торчала под дверью с того момента, как я начала. Хорошо хоть присутствовать при операции не стала и под руку не лезла.
– Готово, – сказала я, выходя из стерильной палаты. – Вы теперь должны поставить Шини памятник, рядом с Пейном-самой, – я распечатала бутерброд с копченым мясом и начала жевать. Жрать хотелось неимоверно. – Короче, это медицинский шедевр, – выдавила из себя, не прекращая жевать. – Сама себя не похвалишь – ни один ублюдок не похвалит. Полная реабилитация займет несколько лет, но первые шаги он сделает, как только Шини снимет швы.
Чего я не ожидала – так это того, что Конан меня прижмет к себе и обнимет. Ей вообще не очень свойственно проявление эмоций. Чуть бутер не уронила от неожиданности.
Итачи тоже удивил с приятной стороны – протянул мне вкусно пахнущий стаканчик с горячей лапшой, которую я и заточила прямо на месте. И как он только момент так точно подгадал? Почти не остыло. Добралась до своей циновки и отрубилась. Хочу нормальную кровать. И чтобы Фумито был рядом…
Снилось мне, как злючка-тян, одетая в тюремную ярко-желтую робу с оторванными рукавами, откручивает голову какому-то бритому зэку. Нет, это не банк воспоминаний начал протекать – я видела эту сцену во время сканирования памяти. Бунт в тюрьме. Она тогда была обколота блокиратором и не могла манипулировать энергией. Но старое доброе мордобитие работает и без подпитки. К биджу в зад ее.
– А можно с вами поговорить, или нужно через Пейна-один обращаться? – спросила я спустя пару дней, занимаясь послеоперационном осмотром. Пациент уже чувствовал ноги, и мог слегонца шевелить пальцами. Биджево большой успех. Лежал он обычно на животе, но я приподняла в вертикальное положение телекинезом.
– Говори, – несмотря на всю очевидную слабость, голос Нагато остался сильным. Ну еще бы, я сама чинила ему легкие до того. Голос Пейна. И глаза – хорошо знакомые мне буркала с