Звери. История группы - Зверь Рома
– Суса, приходи к нам на концерт, подыграешь на своей гармошке.
– Да без проблем.
– Суса, хочешь песню послушать перед концертом, которую играть будем?
– А зачем?
И он приходил, звучала абсолютно незнакомая ему песня, а он подыгрывал с лету и очень в тему, без каких‐то излишеств, как будто долго репетировал с нами перед концертом.
У нас был обычный немецкий автобус, который по городу ездит. Мы веселые, все друг друга знаем, приезжаем в город. Там на стадионе стоит сцена, на ней какой‐то аппарат. По тем временам мне это казалось очень круто! Что‐то с чем‐то! И мы за сцену заезжаем, там еще ростовские музыканты приехали. И еще какие‐то совершенно неизвестные мне «гости из Москвы», как представил ведущий концерта, – танцевальный коллектив, где дурочка поет под фонограмму, и все. Не «Иванушки» какие‐нибудь, в общем. И вот публика собралась на этом стадионе. А стадион очень старый, по двум сторонам невысокие трибуны, лавки, а остальное – забор. Стадион – не стадион. Мы вылезли из автобуса, гитары начинаем настраивать – скоро выходить играть. Ведущий выбегает к нам, кричит: «Времени не хватает, давайте играть!»
А Настя меня нарядила: всяких фенек и цветочков понавешала – на руках, на ногах. Я оказался такой… как елочка новогодняя, весь сверкал и блестел. Рубашка и брюки все бисером расшиты, на шее нереальный пучок бус разной длины. Фенек было по локоть на каждой руке, в несколько слоев. Да, я не шучу – феньки в несколько слоев. В волосы Настя мне заплела какие-то бусинки. У меня тогда волосы длинные были, так что полголовы – в бусах. Такой настоящий хиппи. Да и песни у меня были такие… немного с народным уклоном. Достаточно простые, даже не про любовь, а просто про весну, которая пришла в город, спустившись вниз по тропе. Ручейки, бабочки…
И вот мы выходим, начинаем петь. А людей немного на стадионе – человек, может быть, восемьсот или тысяча, не больше. Но по тем нашим временам это было очень много. Люди пришли, потому что скучно было в городе: с колясками, с детьми. Мужики расстелили на поле газетки, сидят, выпивают. Хотят посмотреть диковинку. Мы спели всего пять песен. Люди хлопают. Я думаю: «О, круто!» А после нас выступали металлисты из группы «Сакрум». Я спустился со сцены, радостный такой, иду к автобусу. И тут подходят два здоровых пацана. Огромные такие.
– Ну, чувак, ваще, прикольно. Чёй‐то на тебе – дребедень какая‐то?
Настя подходит, говорит:
– Ром, пойдем!
– Подожди, тут ребята спрашивают. Ребята, это бусы.
– Бля, бусы в натуре! Во даешь, красава, бля! А чё ты так вырядился? Весь в блестяшках каких‐то?
– Ну это, понимаете… – И я с чистой душой стал объяснять, что это направление в музыке, стиль хиппи. Мы за мир, мы – дети цветов. Вся фигня. Настя первая поняла, что они не врубаются, и буквально уволокла меня в автобус, когда они уже пытались снять с меня все эти бусы на память. И когда мы уезжали с поля, в нас полетели стеклянные бутылки, банки, кто‐то с кем‐то хотел драться, за нами бежали, пытались на мотоциклах догнать. В общем, чем‐то мы им не понравились…
Мы ехали ночью обратно в Таганрог часов пять-шесть, такие радостные. Вина купили, у бабок самогона взяли. Нас отсутствие успеха вообще не расстроило. Как нам казалось, мы выступили замечательно. Нам главное было выступить, и мы выступили. Когда туда ехали, конкуренты были друг другу. А на обратном пути уже наоборот: вокалист «Сакрума» уже пел под баян вместе с Сусой «Соловьи, не тревожьте солдат». Мы остановились в поле – не то колесо пробилось, не то еще что‐то. Развели костер. Допили все, что осталось. Ну и остаток времени до Таганрога спали вповалочку в автобусе. Приехали, радостные, утром. Так мы съездили в Новошахтинск. Дети цветов, короче.
Потом, помню, был какой‐то праздник. Мы гуляли, шли компанией. Догулялись до глубокой ночи. Домой идти было уже нельзя, потому что там брат, мама, завалиться ночью домой с девушкой – я такого себе не позволял! И я решил пойти с Настей на дачу. У нас была дача, даже не за городом, а в районе Русское поле. Когда мы с ПМК переехали на Фрунзе, у мамы оставались какие‐то деньги, и она купила эту дачу чуть ли не за тысячу рублей – смешные цены. Я говорю: «Настя, а пойдем на дачу!» Купили бутылку «Кавказа». Троллейбусы уже не ходили, поэтому мы целеустремленно за часик дошли пешком. А участок там – шесть соток, все в клубнике и тюльпанах. Потому что бабушка, которая маме эту дачу продала, любила тюльпаны, а клубника сама разрослась, она ж такая тварь – лезет во все стороны, все обволакивая собой. Несколько фруктовых деревьев было: вишня, черешня, слива. И домик деревянный, небольшой, похожий на бытовку. Строительный вагончик. Маленькая кухня, предбанник и комната с кроватью. Выглядит все это достаточно плохо по меркам москвичей. Двери скрипучие, на фанере обои. Какие‐то стаканчики, полочки. Все самодельное практически.
Мы, немного пьяные, пришли рано утром на дачу. А там кровать… У меня коробка стояла со старыми вещами, мы нашли простыню, постелили на кровать, а сверху еще висели занавески, как у султанов – типа полога. И мы туда завалились и у-у-у-у… все случилось даже слишком быстро… Но этот раз я запомнил. Она была настоящая кошка. Настя… очень мягкая. Мне это очень понравилось… Потом она заснула. Я встал, собрал виноград, он тоже в саду рос. Принес виноград, оставшееся вино. Вино она не стала пить, мы попили чай. Виноград тоже никто так и не стал есть почему‐то. И она говорит: «Мне пора, надо бежать».
Я ее проводил… Буквально после этого она уехала. Так же внезапно исчезла, как и появилась. Я даже ездил ее искать. Есть такой поселок Петрушино под Таганрогом, еще километров пять-семь от Русского поля. Пригород. Я ездил туда, кто‐то дал мне адрес, где она живет с ребенком. Я нашел это место, но ее там не оказалось. Мне сказали, что она уехала к родственникам, а когда вернется – неизвестно. Больше я никогда ее не видел. Никогда… Это потом я узнал, что она встречалась не только со мной. Эта девчонка, конечно, сводила с ума полгорода. И у меня с ней был роман… Я догадывался о чем‐то, но узнал только потом. Да я и не думал об этом. Как можно об этом думать, когда счастлив? Когда ты влюблен, тебе же все равно. Как можно думать, что вот она вчера была с кем‐то еще? Глупость. Ну и что? Мне‐то кайфово. И когда однажды мне друг начал про какую‐то Настю рассказывать, я говорю:
– Погоди, а это не та Настя, которая…
– Та самая, – говорит.
– У-у-у-у-у, друг! Мы с тобой повязаны теперь!
Но у меня только позитив остался, никакой ревности. К ней нельзя было относиться иначе. Может, поэтому с такой нежностью и говорю о ней? Настя… Кошка…
Песни и соседки
Учиться нотам меня как в самом начале не прикалывало, так и потом, когда «Асимметрия» перестала быть «чердачной группой». Но мне было интересно общаться с людьми, у которых есть музыкальное образование. У меня были две хорошие подруги – студентки музучилища: Ираида и Оксана. Они были моими соседками по ЖАКТу – жилищно-арендному кооперативному товариществу. Это название вида жилья. Есть частный сектор, есть многоэтажки, есть дачи. А это ЖАКТ. Выглядит оно так. Допустим, вот улица, на которой до революции жили помещики, элита города. Здания там в основном одно-двухэтажные особнячки, как маленький-маленький Питер. И у каждого дома было свое подворье, где находилась конюшня, жили прислуга, повара. Когда пришла советская власть, всех раскулачили, уплотнили, и эти постройки внутри двориков стали приспосабливать под жилье. Основной дом тоже делили на квартиры с разными входами, и все потом достраивали себе по кусочку, отгораживались. Все очень хаотично. Во дворе была колонка с водой. Это сейчас начали проводить водопровод, все удобства. А раньше в конце двора стоял туалет, один на весь двор. И все это дело называлось ЖАКТами.
