Ничего особенного - Людмила Лыновская

жизнь пролежать без движения, лишь бы ее голова покоилась на его сердце. Счастье заполнило каждую клеточку его тела, как соты янтарный тягучий мед. Глеб понимал, что должен был что-то сделать, чтобы не растерять его. Он хотел быть достойным счастливых глаз и ласковых рук своей любимой. Глеб чувствовал в себе такую силу и решимость, что готов был пойти ради Веры на все, даже на преступление.

Утром Вера проснулась и сначала удивленно взглянула на Глеба, но потом обвила его шею руками и поцеловала:

— Доброе утро, любимый! — сказала она и блаженно потянулась.

Глебу показалось, что солнце пробилось в комнату сквозь тяжелые портьеры. В следующее мгновенье тень грусти промелькнула в глазах Веры. Она глубоко вздохнула, встала и накинула халат на плечи. Потом подошла к окну и раздвинула шторы. В окно с улицы глядело хмурое сонное утро. Серые тучи ползли по небу, как черепахи. Солнца совсем не было.

«Вспомнила про Шурика», — подумал Глеб. Он встал, оделся, подошел к Вере и сказал:

— Сядь, пожалуйста, Вера. Выслушай меня.

Вера села в кресло у окна.

— Верочка, любимая, — начал Глеб, — я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы Шурик был с тобой, с нами.

— Но, что ты можешь сделать? — Вера подняла печальные глаза на Глеба, стоящего перед ней.

— Если Леонид предъявит права на Шурика, я продам свою фирму и предложу Бирковским большую сумму за то, чтобы они отдали нам Шурика на воспитание. Мы составим соответствующий договор и все оформим официально. Я предложу им столько денег, что они не смогут отказаться.

— А если все же откажутся? — спросила Вера, но в глазах ее мелькнула надежда.

— Я выкраду ребенка. Куплю нам новые документы, и мы улетим с детьми на Камчатку к моему другу Борьке Смирнову. Он живет и работает в заповеднике. Там нас никто не найдет. Ты готова пойти на это?

— Но ведь это подсудное дело! Похищение ребенка! Нас посадят! — вскрикнула Вера и прикрыла рот рукой.

— Что ж, придется рискнуть, — решительно сказал Глеб, но потом, глядя на перекошенное страхом лицо Веры добавил: — Не волнуйся, любимая, они вряд ли откажутся от денег.

Вера смотрела на Глеба огромными испуганными глазами, но в глубине их Глеб видел благодарность и любовь.

* * *

Глеб сидел в ресторане и ждал Татарина. Последний раз они виделись года три назад, тогда на фирму Глеба наехал местный рэкет. Пришлось обратиться к бывшему армейскому товарищу, а теперь известному криминальному авторитету. Тогда одного слова Татарина было достаточно, чтобы фирму Глеба оставили в покое.

Татарин, Витька Татаринов, бывший сослуживец Глеба. Мужик жесткий и вспыльчивый, но надежный. Даже тогда, когда им было по восемнадцать лет, невозможно было представить, что он какому-то «деду» чистит ботинки или подшивает воротничок. Однако у старослужащих в армии свои законы. Особенно лютовал сержант по кличке «Лось». С Татарином у них сразу не сложилось. Дело в том, что Лось ухаживал за медсестрой Леной из санчасти — стройной блондиночкой с веснушчатым лицом, голубыми наивными глазами и милым курносым носиком. Она, как солнышко, скрашивала серые солдатские будни. Поэтому многие ребята, особенно из новобранцев, старались «заболеть», чтобы угодить хотя бы ненадолго в больничку в ласковые руки медсестры.

Лена, несмотря на свою достаточно легкомысленную внешность, имела строгий характер и никаких вольностей с солдатами не допускала. Она тяготилась назойливым вниманием сержанта и не раз говорила ему, чтобы Лось зря не тратил на нее время. Но сержант был настойчив и груб. Его плоские шутки оскорбляли Лену и солдаты стали замечать, что глазки у медсестры то и дело заплаканные.

Витька Татаринов практически с первого медосмотра влюбился в Лену. Девушке парень тоже понравился. Это был крепыш невысокого роста, с черным стриженым ежиком на голове и смуглой кожей, выдававшей его нерусское происхождение. Характер у него был чугунный, как упрется, с места не сдвинешь и вспыльчивый. Если что не по его, может зарядить в переносицу. Витька давно жил отдельно от родителей, самостоятельно, как и Глеб, не в пример другим мальчишкам, которых вырвали из домашней обстановки. Учиться он не любил, дотянул кое-как девять классов, не лежала его свободная натура к дисциплине. После школы пошел работать на стройку. Там намаялся, наносился тяжестей, рано повзрослел. Связался с местной шпаной, подворовывал. Неоднократно был избит до полуобморочного состояния. Пошел в боксерский клуб, научился отпор давать. Рука у Витьки тяжелая, а удар резкий и сильный. Кому перепадало — валился с ног. Так что, даже старослужащие обходили его стороной, сильно не зажимали, зная его взрывной характер.

Перед самым дембелем Лося случилось несчастье. В тот день Лена не вышла на работу. Витька, как раз приготовил ей подарок. Ночью оборвал клумбу с розами возле штаба. Узнав у начмеда Харитонова, что Лена приболела, Витька сильно расстроился, ушел в дальний угол расположения части за здание клуба и сел курить. Кто-то из солдат сдал его сержанту. Тот в сопровождении ефрейтора Мишкина обнаружил Витьку и, объявив ему наряд вне очереди, приказал срочно отправляться на кухню чистить картошку. Витька нехотя встал, собираясь идти по указанному адресу. Все закончилось бы благополучно, если бы Лось, обиженный на Лену, за то, что она его отшила, не произнес роковые слова:

— Что переживаешь, солдат? Было бы из-за кого! Таких блондинок на воле ведро за пятак в базарный день!

Витька неожиданно размахнулся и молниеносным ударом сбил сержанта с ног. Тот упал, ударившись виском о бордюр, и умер.

Так жизнь Татарина круто изменилась. Однако, тюрьма его не сломила, а наоборот закалила, как булатный меч. Через двенадцать лет вышел он на волю криминальным авторитетом. И хотя пути-дороги армейских друзей разошлись в разные стороны, Глеб знал, что Татарин — единственный человек, который всегда поможет ему, чтобы с ним не случилось.

Еще потому, как шарахнулся официант на кухню, и как смолкли голоса в ресторане, Глеб понял, что вошел Татарин. Глеб обернулся, привстал и приветственно помахал ему рукой. Татарин в сопровождении двух молодцов подошел к столику Глеба, протянул ему крепкую сухую ладонь и, поздоровавшись, присел напротив Глеба. Бойцы отошли к одной из четырех колонн, которые делили зал на две половины, и встали, поглядывая по сторонам.

— Пить будешь? — спросил Глеб, беря в руки бутылку коньяка.

— Нет. Выкладывай, зачем звал? — начал Татарин, холодно глядя в глаза Глебу.

— Дело есть, — ответил Глеб. Ему стало немного не по себе. Но отступать было некуда. — Если мне и моей жене понадобятся новые паспорта, ты сможешь помочь?

— Удивил, братишка, — улыбнулся Виктор. — Ты