Человек государев 2 - Александр Горбов
Во всём этом самое деятельное участие принимал Захребетник. Он был везде. Танцы? Он уже выделывает коленца. Стрельба? Он в первых рядах. Карты? Сначала он продул сто рублей, а потом выиграл их обратно. При этом он умудрялся почти не пить, но у него и своей дури хватало. Когда небо стало светлеть, все гости Шешовского считали его, то есть меня, своим хорошим знакомым и душой компании. И, прощаясь, долго жали ему руку и требовали обязательно быть завтра, чтобы продолжить с новыми силами.
* * *
Проснулся я с головной болью и слегка опухшим лицом. Спустился на первый этаж и обнаружил в столовой Зубова, печально пьющего чай в одиночестве.
— Мы съезжаем, Мишань, — заявил он. — Сейчас позавтракаем и будем искать другое жильё.
— Шешовский на нас обиделся и выгоняет?
— Нет, с чего бы это. Но я так долго не протяну, — вздохнул поручик. — Всю ночь слушал, как вы тут веселитесь. Сил моих нет! Если буду слушать это каждый раз, то сорвусь, и никакой столицы мне не видать.
— Тогда съезжаем. Ты только поговори с Шешовским, чтобы на нас не обижался.
— Да он даже и не заметит, — махнул рукой Зубов. — Давай завтракай и поедем.
К счастью, нам с Зубовым повезло. Мажордом Шешовского, видимо, слышавший наш разговор, подсказал сдающуюся квартиру в паре кварталов от особняка. Три комнаты: две спальни и столовая, отлично подходящие для двух холостяков. Все удобства, завтраки с ужинами и не слишком задранная цена. Так что уже после обеда мы с Зубовым обрели новое пристанище. И только Захребетник ворчал, что я не умею жить весело и лишил его шикарных вечеринок.
Глава 23
Загадка сфинкса
Утром Зубов, по своему обыкновению, дрых, а я, позавтракав, отправился на службу.
Переехали мы весьма удачно ещё и в плане расположения квартиры: дорога до Коллегии существенно сократилась. И за завтраком мне не приходилось больше толкаться, высматривая место за столом, я сразу договорился с хозяином, что кухарка будет подавать завтрак к восьми утра.
Шагая на службу, я размышлял о том, что выходить из дома можно будет позже на десять, а то и на двадцать минут! Воистину, что ни делается, всё к лучшему.
«Ты особо-то не радуйся, — вмешался в мои радужные мысли Захребетник. — Зубов скоро в столицу подастся, а в одного ты такую квартиру не потянешь».
«Ничего! Зубов в столицу подаётся с того момента, как мы познакомились. Неизвестно, на сколько ещё у него этот вопрос затянется, запросто может быть, что на полгода. А к тому времени, глядишь, и у меня обстоятельства изменятся. Иван Карлович говорил о компенсации за поместье. Да и вообще — я в Туле всего два месяца, а сколько событий за это время произошло?»
«Ты здесь уже почти три месяца, — огорошил меня Захребетник. — Лето, если что, заканчивается. Осень скоро».
«Н-да. И правда… Надо же, как время летит».
«Вот именно, — припечатал Захребетник. — А от тебя, между прочим, Корш ждёт ответа по малахириуму».
«Да помню я! Можно подумать, сам этого ответа не жду…»
Войдя в кабинет, первым делом я поблагодарил Мефодия за то, что любезно выделил мне два дня на переезд. Мефодий благосклонно улыбнулся и сообщил, что ничего важного за это время не происходило, Сильвестр Аполлонович обо мне не спрашивал.
«Так потому не спрашивал, что не появлялся здесь, — ухмыльнулся Захребетник. — Видать, ревизии ждать перестал, расслабился… Ну да это мы, если понадобится, быстро исправим».
Мефодий захлопотал над примусом, а я открыл блокнот, в котором конспектировал записи Розалии Сигизмундовны, и принялся их изучать.
Через некоторое время я услышал перепалку в коридоре. Выглянув, увидел уборщицу Серафиму Кузьминичну. Она распекала Саратовцева. Тот пытался прорваться на рабочее место, но никакого другого пути, кроме как по помытому, не существовало.
У меня давно сложилось впечатление, что все дороги в Коллегии пролегают исключительно по мокрым полам, а Серафима Кузьминична в предыдущей жизни была сфинксом, преграждающим путь. Загадку, правда, она знала всего одну: «Куда по помытому⁈», но это достойную труженицу не смущало. Какой бы ответ ни дал путешественник, в понимании Серафимы Кузьминичны он был заведомо неправильным.
— Серафима Кузьминична! — окликнул я.
Уборщица обернулась. Саратовцев, не будь дурак, тут же прошмыгнул мимо. Он в несколько прыжков добежал до кабинета, благодарно хлопнул меня по плечу и скрылся за дверью.
— Чего вам? — громыхнула Серафима Кузьминична.
Рога из платка над её лбом нацелились на меня.
— Да, в общем-то, ничего серьёзного. Слышал, что у вас скоро день ангела, и хочу преподнести небольшой подарок.
Я протянул уборщице свёрток из красивой упаковочной бумаги.
— Это чего это? — настороженно спросила Серафима Кузьминична. Надорвала свёрток и вытащила плитку шоколада. Недоверчиво посмотрела на упаковку. — Неужто абрикосовский?
— Он самый. Надеюсь, вам понравится.
— Да ещё бы такой шоколад не понравился. — Серафима Кузьминична заулыбалась. У неё как будто даже рога подобрели, торчали уже не так грозно. — Спасибо, ваше благородие! А только именины у меня аж через две недели.
— Ничего. Я решил, что поздравлю заранее. Вдруг меня в нужный день на службе не окажется.
— Экий вы хитрец, Михаил Дмитриевич, — уборщица погрозила пальцем. — Но приятно, чего уж. Дай вам бог здоровья.
— И вам.
Я бесстрашно шагнул прямо на мокрый пол, пошёл по коридору дальше и не получил вслед замечаний. Только когда уже добрался до лестницы, Серафима Кузьминична что-то сказала.
Я обернулся.
— Не расслышал, простите?
— Я говорю, мыши тут по ночам здоровые шастают, — повторила Серафима Кузьминична, пристально глядя на меня. — Третьего дня вечером в архиве шуровали.
— Да что вы? — удивился я. — Не может быть.
— Истинная правда.
— Я как раз направляюсь в архив. Сообщу Розалии Сигизмундовне про мышей.
— Сообщите-сообщите. Вот уж она обрадуется.
Серафима Кузьминична проводила меня взглядом.
«Интересная особа, — буркнул Захребетник. — Вот и пойми — случайно она про мышей проговорилась, или как?»
«Да
