Профессор Амлетссон - Адель Гельт

Сопоставлять и угадывать оказалось неожиданно интересно: я ощутил даже нечто вроде давно забытого родства с тем мальчишкой, которого отец в возрасте десятка и еще четырех лет впервые сводил — за руку — на морочную равнину, расположенную на землях близ нашей фермы. Правда, на равнине той было куда более многолюдно и интересно: не все наши достойные предки отправлялись в посмертие целиком, и не все из них брали с собой собственные корабли. Когда-нибудь я расскажу и об этом тоже.

Третий глаз вновь мигнул, на этот раз — сам собой.

Вообще, конечно, никакой это не глаз, так, видимость. У него нет века, нет и слизистой, она, в собственное отсутствие, не пересыхает, и, значит, нет нужды все время моргать. Поэтому и я сам, и все известные мне видоки незримого, заклинают привычное мигание на какую-то полезную функцию. Я, например, так меняю режимы, каковых освоил целых пять!

Третий режим был — в моем случае — предназначен для людей: их самих и всего, что с ними связано.

Светилось мощно, и я с трудом поборол желание закрыть все глаза и немедленно очутиться на физическом плане. Принялся считать: прикинул интенсивность излучения, сделал поправку на спектр, нашел среднее количество истекающих эфирных сил в секунду, разделил на типовое значение, почерпнутое когда-то из справочника и давным-давно затверженное накрепко. Получилось… Прилично.

Даже если предположить, что хотя бы сотая часть сотрудников, практикантов и гостей Проекта вместе с Объектом — не просто рядовые пользователи эфира, а обученные волшебники ранга так третьего и выше, все равно получалось, что меня окружает не менее тысячи человек.

- Интересно, зачем их столько? - спросил я как бы у самого себя, но, зачем-то, вслух. - Тысяча человек… Многовато.

- Это разве много? - спросили меня, и снова откуда-то из-за спины. Я обернулся, стараясь, на этот раз, не выглядеть угрожающе: осознание того, как на мое дурацкое поведение мог отреагировать дух этих мест, бросило меня сначала в жар, потом в холод, потом отпустило… Ни одно из состояний мне не понравилось, и я решил не повторять ошибок.

Анна оказалась… яркой.

Я ведь уже успел осмотреть, насколько смог, себя самого, и убедиться в том, что теория совершенно не расходилась с практикой — я, как и все живое в не-совсем-живом мире, был тускло-серым, почти лишенным красок: об этом я, кажется, уже говорил немногим ранее.

От другого живого человека ожидалось, наверное, то же самое — визуальная серость на грани полного выцветания…

- Профессор, действительно, в работах на Проекте и Объекте занято около тысячи живых разумных и чуть менее сотни мертвых, - развернула свою мысль девушка Анна Стогова. - Но даже этого количества сотрудников иногда недостаточно!

- Мне казалось, - возразил я, - что формулярный цикл Струмилина — Вашего, кстати, соотечественника — не оставляет места для разночтений. Научная организация труда тем более научна, когда речь идет об ученых группах, разве нет? Собственно, я уже все подсчитал, и у меня получается не более трех сотен разумных!

- Вы, профессор, сразу и правы, и нет, - ответила девушка Анна Стогова, продолжая немного даже раздражать яркостью красок внешнего своего вида. - Я попробую догадаться. Вы считали научную группу?

- Да, ученых, плюс тридцать процентов на обслугу, - уточнил я. - Или в Союзе настолько отличаются нормы нормочасов бытового обслуживания?

- В Союзе вообще нет такого понятия, - улыбнулась переводчик, и я вдруг понял, что здесь и сейчас она, не в пример своему же поведению на физическом плане, не краснеет. - Отменили в самом конце прошлого века, просто за ненадобностью.

- Тогда я тем более ничего уже не понимаю…

- А нечего понимать, профессор, - девушка Анна Стогова улыбалась уже непрерывно, что меня, по правде говоря, начинало уже немножечко бесить. - Научная группа, производственная группа, студенты-практиканты, повара, шоферы, пилоты летательных аппаратов, техническая поддержка, медицина…

Со слов эфирного воплощения моего переводчика получалось, что Проект — не проект даже, а целый поселок, почти небольшой городок. Мыслимое дело: экспедиция численностью больше тысячи человек! Во всяком случае, в странах Атлантики такое и представить себе невозможно, слишком… Слишком хорошо мы, капиталисты, умеем считать деньги.

Вновь пришла мысль о том, что Проект преследует задачи куда более серьезные, чем это декларируется вслух, красный там океан, синий или бурый в зеленую крапинку.

Вспомнилось вдруг, что девушка Анна Стогова, вроде, не только переводчик, но и, по ряду все множащихся признаков, офицер государственной тайной полиции. Беседа наша, таким образом, принимала вид не безобидный, но серьезный, и даже, в некотором смысле, угрожающий. Слишком много раз доводилось мне слышать от людей достойных и уважаемых о том, как некие граждане свободного мира, не умеющие вовремя заткнуть фонтан своего красноречия, или, например, задающие слишком много неудобных вопросов, навсегда оставались по эту сторону Рассвета… К подобному развитию событий я оказался совершенно не готов, и потому встал перед выбором.

Просто выйти с эфирного плана, притворившись, что ничего этакого не произошло, а я просто отвлекался пустопорожним трепом, или, наоборот, остаться и сменить тему на потенциально более интересную?

Выбрал второе: об этом нетрудно догадаться всякому, кто успел хотя бы немного изучить дурной и авантютрный характер одного мохнатого профессора об ушах, почти волчьей морде и приличной длины хвосте.

- Анна, знаете, а ведь у меня есть к Вам вопрос, ответ на который мне по-настоящему интересен, - решительно заявил я. - Правда, задать его я могу и на физическом плане, но здесь получается как-то нагляднее, что ли… Разрешите?

- Конечно, профессор, задавайте свой вопрос, - девушка Анна Стогова, натурально, лучилась теперь любопытством. - Если ответ мне известен…

- Анна, скажите, отчего Вы такая… Яркая? - спросил я. - Вот на меня посмотрите, хотя бы. Я, как и положено всякому живому, сами видите…

Она снова, образом совершенно возмутительным, отказалась краснеть!

- Скажите, профессор, что Вам известно о кольце детей тумана? - мне