Человек государев 2 - Александр Горбов
— По-хорошему и остальное бы отменить, — проворчал Саратовцев. — Ну какие из нас, канцеляристов, бегуны? Это же курам на смех!
Мефодий вздохнул.
— Курам, может, и на смех, а у меня одышка. В ваши-то годы хорошо смеяться. А мне на этом полигоне не помереть бы — уже слава богу… Ох, — встрепенулся вдруг Мефодий. — Михаил! А ты стрелять-то умеешь?
Они с Саратовцевым переглянулись и с тревогой посмотрели на меня.
«Вовремя опомнились», — гоготнул Захребетник.
— В мишень попаду, — успокоил я.
— Уж попади, будь любезен, — попросил Саратовцев. — Хоть самый край задень, и то ладно. Зачёт поставят. Игнатий Лаврентьевич, хоть иной раз и придирается, а всё же с пониманием человек. Знает, что, по сути, эти зачёты — пустая формальность.
Тут я, припомнив стычку с бандой Горца, мог бы поспорить. На мой взгляд, служащим нашего ведомства стоило бы уделять больше внимания как физической подготовке, так и владению магией. А то ведь и впрямь оглянуться не успеем, как превратимся в ту самую пустую формальность.
Корочки в кармане — дело хорошее, но всё же было бы неплохо и без них что-то из себя представлять. Хвастать не хочу, но, положа руку на сердце, окажись тогда на моём месте Мефодий или Саратовцев — полагаю, что в лучшем случае банда бы скрылась. А в худшем мы бы еще и лишились сотрудника…
Однако высказывать эти мысли вслух я не стал. Мефодий считает дни до выхода на пенсию, с ним о чём-то серьёзном разговаривать бесполезно. А Саратовцев в таком окружении, как Мефодий, Мухин и Розалия Сигизмундовна, махнул на всё рукой. Оттого и пьёт… Словами его не переубедить. Тут действовать надо.
На полигоне нас встретил уже знакомый мне старый служака Игнатий Лаврентьевич.
— Здравия желаю, господа кабинетные заседатели, — с усмешкой глядя, как Мефодий, кряхтя, выбирается из пролётки, приветствовал он. — Что, вновь пришло время страданий?
— А вам бы всё измываться, Игнатий Лаврентьевич, — попенял Мефодий. — Чай не мы эту экзекуцию придумали… Как ваше здоровьечко?
— Да ничего, слава богу. Свежий воздух, знаете ли. Вдали, так сказать, от городской суеты. Ни тебе мигреней, ни одышки. Рекомендую-с, — фыркнул Игнатий Лаврентьевич. — Будьте добры сдать зачётные книжки, господа.
Мы отдали старику зачётные книжки и проследовали на полигон, к уже знакомым мишеням.
— Ну-с, начнём с магии. Кто первый? — В руках Игнатия Лаврентьевича появился планшет с заправленным под скобу листом бумаги.
Мефодий вздохнул.
— Согласно традиции — по старшинству…
Он получил у Игнатия Лаврентьевича малахириум и отправился занимать позицию.
Выполнить следовало уже известные мне упражнения. Как и сказали коллеги, на каждое давались три попытки.
Мефодий со второй попытки попал в мишень шаровой молнией. Защитный купол ухитрился создать с первой попытки. И с грехом пополам, только с третьей попытки изобразил «оглушалку».
Сопровождалось всё это теми же эффектами, что я наблюдал у Саратовцева: обильным выделением «юшки» и ворчанием Игнатия Лаврентьевича.
— Хоть бы раз ты сюда не в день зачёта заглянул! — попенял Игнатий Лаврентьевич Мефодию. — Эдак скоро вовсе магичить разучишься!
Мефодий махнул рукой.
— Бог даст, до пенсии не разучусь.
Он немного повеселел. Хотя в ту сторону полигона, где находилась дорожка для бега, поглядывал с опаской.
После Мефодия зачёт сдавал Саратовцев. Результат показал приблизительно такой же: каждое упражнение с грехом пополам и едва-едва. В норматив бы пролезть, а там хоть трава не расти. Закончив, Саратовцев с облегчением выдохнул.
Игнатий Лаврентьевич огорченно покачал головой и повернулся ко мне.
— Прошу, господин Скуратов.
Я взял у него малахириум.
«С первой попытки не сдавай», — сказал вдруг Захребетник.
«Почему?»
«По кочану! Не спорь со старшими, а то управление отберу».
«Ну… Ладно».
Однако на первом же испытании оказалось, что промахиваться я умею хуже, чем прицеливаться. Я просто не смог заставить себя промахнуться. Шаровая молния — чистенькая, без намёка на юшку — ударила точно в центр мишени.
Игнатий Лаврентьевич удовлетворенно кивнул, мои коллеги разинули рты от удивления, а Захребетник рявкнул:
«Издеваешься⁈»
«Прости», — покаялся я.
«Нет уж. Это ты прости. Сам нарвался».
И следующие два упражнения выполнял Захребетник. Защитный купол у него вышел кривым и с прорехой, а «оглушалка» удалась только с третьей попытки.
— Что это с вами, господин Скуратов? — удивился Игнатий Лаврентьевич. — Я был уверен, что уж вы-то порадуете старика.
Захребетник понуро опустил голову.
— Не расстраивайся, Миша, — Саратовцев хлопнул меня по плечу. — Нашему брату эта премудрость один чёрт никогда не пригодится.
— Сдал, и ладно, — поддержал его Мефодий. — Всё это, по сути, пустая формальность. И толковые люди это понимают.
Игнатий Лаврентьевич неодобрительно покачал головой.
— Эх вы, толковые люди! Самих в болото затянуло, и молодого с собой тащите… Хотя что с вами, канцелярскими крысами, говорить. Ступайте на старт, — он махнул рукой.
Как же мне хотелось возразить против «канцелярских крыс»! Сию же секунду сдать упражнения заново! Но Захребетник удержал.
«Не кипятись, Миша. Сейчас нельзя горячку пороть. Нельзя показывать, на что ты способен».
«Да почему, чёрт побери⁈»
«Потому что мы как никогда близко подобрались к разгадке! И сейчас очень важно не выделяться, чтобы не вызывать подозрений».
Я невольно нахмурился.
«Ты хочешь сказать, что Мефодий или Саратовцев…»
«Я хочу сказать, что сплетни в вашем достопочтенном учреждении разносятся со скоростью звука! А тебе совершенно не нужно, чтобы уже к обеду все, от уборщицы до Мухина, знали, что Михаил Скуратов владеет боевой магией на уровне гораздо более высоком, чем можно ожидать от вчерашнего школяра. Пусть лучше тебя недооценивают. Показать, на что ты способен, ещё будет повод, не сомневайся… Кстати, о будущем». — Захребетник вытянул из малахириума, который Игнатий Лаврентьевич выдал мне для выполнения упражнений, всю энергию без остатка.
«Ладно, понял, — буркнул я. — На беговой дорожке тоже спотыкаться прикажешь?»
«Вот тут никаких ограничений, — ухмыльнулся Захребетник. — Беги, Форест! Хоть вокруг земного шара. Ты из вас троих самый молодой, у тебя нет одышки, как у Мефодия, и не куришь как паровоз — в отличие от
