Развод в 45. Я тебя не прощаю - Александра Салиева

– Это…

– Да. Я беременна!

А ведь до последнего думала, что меня просто так рано менопауза догнала. Но нет. Ни разу не она! Что, наверное, неудивительно, с учётом активной половой жизни, но блин! Я морально совершенно не готова к такому повороту. Мне же не двадцать лет давно уже. И даже не тридцать. Сорок шесть! Я бабушкой на днях стала! И вдруг такое.

– Ума не приложу, что теперь делать, – жалуюсь Грому.

– Ну-у… рожать к примеру? – предлагает с улыбкой он.

– В сорок шесть? – не ведусь на его эмоцию.

– Почему нет? Сейчас и позже рожают.

– Интересно, кого, – язвлю.

– Хочешь сделать аборт?

– Нет! – смотрю на него с возмущением.

– Тогда к чему эти метания? – выгибает Гром бровь.

Открываю рот и резко захлопываю.

– И что, ты правда совсем не против стать отцом в почти пятьдесят? – уточняю недоверчиво.

– А должен?

– Не знаю.

Гром улыбается, откладывает книгу на столик рядом, берет меня за руку и тянет к себе, усаживая на свои колени.

– Я не ждала такого, – признаюсь.

– Если тебе полегчает, я тоже.

– Врёшь, – укоряю встречно.

– Вру, – соглашается он, а через короткую паузу добавляет: – В отличие от тебя, я уроки анатомии не прогуливал.

Хмыкаю. И кладу голову на его плечо.

– Следующий год будет бессонным, – вздыхаю.

– Ну если ребёнок характером пойдёт в тебя, то да, – подкалывает меня Гром.

Фыркаю.

– Тоже мне спокойный нашёлся, – ехидничаю.

– Да я само спокойствие!

– Я заметила, – усмехаюсь, косясь на зажатый в его кулаке снимок УЗИ.

Слишком крепко зажатый для того, кто якобы спокоен.

И это он ещё не понял, насколько именно попал!

– Гром?

– М-мм?

– Их двое, – спешу просветить.

– Кого? – ожидаемо, не сразу понимает он.

– Детей, – поясняю охотно.

Вот теперь даже его маска спокойствия даёт трещину.

– А второй откуда? – задаёт самый бестолковый вопрос, который только возможно в данной ситуации.

И сам это понимает, после того, как озвучивает. Но я всё равно не удерживаюсь от того, чтобы заметить со всем ехидством:

– Мне провести тебе лекцию о созревании женских яйцеклеток и их оплодотворении? Этот урок анатомии, по всей видимости, прогулял ты, – тычу пальцем в его грудь.

На мужских губах мелькает усмешка. Моя ладонь перехвачена.

– Прогуляешь тут, – целует в самый центр внутренней стороны. – Когда у тебя такая соседка по парте.

– Это какая? – смотрю на него заинтересованно.

– М-мм… скажем, очень анатомически интересная.

– Интересная? – переспрашиваю.

– Привлекательная, – поправляет себя Андрей.

– Привлекательная? – улыбаюсь.

– Да я только из-за тебя уроки и не прогуливал. Чтоб подольше рядом с тобой посидеть, – качает головой он, прежде чем снова прижаться губами в центр ладони.

– Какие, однако, интересные факты раскрываются, – улыбаюсь шире. – Ты продолжай-продолжай, не отвлекайся.

– Как я могу не отвлекаться, если ты меня отвлекаешь? – улыбается и он, целуя уже чуть выше, ближе к запястью.

Я всё-таки смеюсь. Его борода в процессе колит и щекочет, усиливая приступ моего веселья.

– А если серьёзно, то мне немного страшно, – признаюсь.

Андрей шумно выдыхает.

– Почему? – прижимает к себе крепче.

– Ну, как и сказала, мне давно не двадцать, а их ещё и двое.

– Что-то ты не вспоминала о своём возрасте, когда прыгала между грядками с тюльпанами в прошлый четверг, удирая от меня, – хмыкает Гром.

– Да ты меня водой из шланга облил, конечно я удирала! – возмущаюсь встречно.

– Да я случайно, всего лишь хотел тебе с поливом помочь, – не менее возмущённо отзывается он.

– Две минуты случайно струю в меня пускал? – закономерно не верю я ему.

– Мне стало интересно, насколько должна намокнуть твоя майка, чтоб стать совсем прозрачной, – пожимает плечами муж.

И опять ловит мою руку, нежно целуя её.

– Беру свои слова обратно про возраст. У одного из нас в голове точно детский сад, – ехидничаю, качая головой.

Дурачина. Мой. Любимый. Самый лучший. Единственный и неповторимый. С которым вот уж правда никогда не бывает скучно.

– Почему сразу детский сад? Может, это научный эксперимент такой был? – не сдаётся Андрей.

– Да? И что выяснил в ходе этого своего эксперимента? – усаживаюсь на нём удобнее, нагло игнорируя, как кое-кто тут же заметно напрягается и твердеет в некоторых местах.

– Так и быть, не буду утруждать тебя всякими занудными научными подробностями, но, как итог, тебе точно стоит знать, что, вполне возможно, одной лишь двойней мы не ограничимся.

Ей-богу, я даже забываю, что собиралась подразнить его и сбежать, пока не опомнился.

Что значит не ограничимся двойней?!

– Громов, я, конечно, слышала, что кризис среднего возраста на мужчин действует неоднозначно, но тебе не кажется…

– Не кажется, – перебивает он меня со смешком.

А ещё поднимается с кресла. Вместе со мной.

Та-ак!..

– А мы куда? – уточняю настороженно.

– В спальню, – охотно отвечает Гром.

– Зачем? – смотрю на него с ещё большим подозрением.

– Работать над будущим поколением, конечно же.

И я опять смеюсь.

– Да ты уже, вон, – киваю на снимок в его руке, который он так и не выпустил из пальцев до сих пор, – поработал. Аж на два вперёд.

– Тренировки никто не отменял. Мастерство надо оттачивать, – отзывается он важно.

– Чтоб в следующий раз не двойня, а тройня была? – фыркаю. – Учти, на такой подвиг я точно не согласна!

– Ничего, у меня ещё есть время тебя уломать.

– Наивный…

– Ничего подобного. Счастливой семьи должно быть много.

– Так и знала, что не стоило соглашаться тогда на твоё предложение! Жила бы себе сейчас счастливо в одиночестве в загородном домике, цветочки растила, котиков кормила…

И чем там ещё занимаются благовоспитанные старушки на пенсии?

Одним словом, бед не знала!

Шутка, конечно. Я жизнь с Громом ни на какую другую не променяю. Один раз уже позволила себе такую дурость, повторять не хочется. Эта дурость теперь за решёткой кукует, кстати, и гневные письма мне шлёт каждую неделю. Выбрасываю, не читая. Ничему человека жизнь не учит. Но да ладно, не мои проблемы. Главное, что больше не может никак навредить ни мне, ни сыну, ни его молодой жене и их ребёнку, ни кому-то другому. А все наши старые работники теперь в моей команде, и мой бизнес процветает, как и прежде, до всего этого. С той лишь разницей, что я больше не поглощена им так сильно. Держу руку на пульсе, но с большими послаблениями для себя любимой. Ведь теперь мне есть, на кого тратить свободное время.

Гром, кстати, на моё ворчание коварно ухмыляется.

– Поздно. Ты уже согласилась, – добавляет вслух. – А я и так почти тридцать лет ждал и терпел. Теперь ни минуты не упущу, будем