«Практический работник» Георгий Маленков - Андрей Константинович Сорокин
Из журнала регистрации посетителей кабинета И.В. Сталина в Кремле. 2 марта 1953
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 418. Л. 93]
Поздним утром 2 марта, между двумя встречами в Кремле, члены Президиума приедут на Ближнюю дачу. Привезут туда и врачей, которые в 7 часов утра освидетельствуют больного и начнут определенные медицинские манипуляции, уже, очевидно, бесполезные. Сохранились и само заключение (не одно, а целый ряд их, подписанных разными составами консилиумов), и многочисленные подробные записи результатов последующих наблюдений. Диагноз был поставлен быстро: кровоизлияние в левом полушарии мозга в результате гипертонической болезни и атеросклероза, впоследствии подтвержденный результатами вскрытия тела.
Целый ряд высших советских руководителей, очевидцев происходившего, позднее описали происходившие события. Многим бросилось в глаза поведение Маленкова и Берии, отличавшееся от того, как вели себя другие присутствовавшие лица.
Молотов на январском 1955 года пленуме ЦК так опишет происходившее: «Мы, члены ЦК, стоим у постели безнадежно больного человека. <…> Всем нам надо было думать о дальнейшем, надо было со всей серьезностью поговорить, но никто не берется за это, так как двое – товарищ Маленков и Берия, изображая из себя наиболее близких И.В. Сталину людей, уже что-то “готовят”. <…> Они вдвоем в течение последних двух-трех дней, пока продолжалась агония больного человека, время от времени удалялись на второй этаж, не желая ни с кем иметь дело и подготовляя решение организационных и политических вопросов, связанных со смертью Сталина. <…> Сразу же после смерти И.В. Сталина они внесли готовые, сформулированные ими предложения, включая текст Обращения ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР, а также состав правительства, реорганизацию министерств и прочее». По мнению Молотова, именно Берия «фактически диктовал большинство принятых в эти дни решений ЦК». Помогавший ему в этом Маленков именно за это и получил пост председателя Совмина. Более того, продолжит свою мысль Молотов, «Берия наверняка считал это лишь временным решением, подготавливая этот пост для себя».
Предложения эти предварительно будут озвучены в узком кругу. Молотов в те мартовские дни 1953 года, не подвергая их сомнению по существу, предложит Берии, чтобы кандидатуру Маленкова выдвинул на пост председателя Совмина не он, Берия, а секретарь ЦК Хрущев. Берия, однако, настоит на своем. Очевидно, для него представлялось критически важным зафиксировать свое особое положение в новой, начавшей складываться системе властных отношений. «Поскольку никто другой не ставил такого рода вопросов, – скажет Молотов, – пришлось молчаливо согласиться с этим». Молотов на пленуме подчеркнет политическую беспринципность Маленкова, которую в этом эпизоде он усмотрит в том, что тот пошел на сделку с Берией из-за личной выгоды, из-за желания занять высокий пост3. Ясно, однако, что упрек в политической беспринципности понадобился тогда Молотову лишь для того, чтобы предъявить Маленкову такой набор претензий, который позволит решить задачу отстранения его от власти.
Похожим образом опишет события этих дней другой старейший член партийного руководства – Л.М. Каганович. Члены партийного руководства, расскажет он на том же январском пленуме ЦК, дежурили «у постели больного товарища Сталина… по очереди беспрерывно. Были дежурными тов. Маленков и Берия, но их, собственно говоря, у постели Сталина мало видели. Они вдвоем больше всего были наверху, на втором этаже… запершись вдвоем, подготавливают втайне документы, в которых уже тогда умалялась роль Сталина. Мы, члены Президиума ЦК, ходили в неведении, а они до последней минуты до созыва заседания не сказали нам ничего, что они там решают, что подготовляют».
Руководитель секретариата Маленкова Петроковский позднее подтвердит, что «на 2 этаже на даче, когда еще был жив Сталин, писался этот документ»4 («рукопись о составе правительства», как назовет его Булганин).
Каганович постарается объяснить, почему члены Президиума ЦК так легко согласились с предложениями «заговорщиков». По его мнению, если бы эти предложения сделал только Берия, многие выступили бы против, но их поддержали именно потому, что предложения вносил секретарь ЦК Маленков. «Мы собрались в то время, как Сталин еще не похоронен, и вдруг мы начинаем борьбу, кого куда назначать. <…> Чувство и сознание ответственности за единство партии и руководства в тот период взяло верх, и мы приняли все предложения без споров». Последнюю фразу Каганович впишет в стенограмму на этапе ее правки перед сдачей в печать. В реальности он скажет проще: «Мы все были подавлены, мы решили – потерпим»5. Каганович так же, как и Молотов, будет считать, что «этот подлец Берия» выдвинул Маленкова «для того, чтобы под его ширмой дела вершить, а потом, считал, я его спихну и сам сяду»6. Последующее участие Маленкова в смещении и аресте Берии заставляет думать, что и сам Маленков в конечном итоге пришел к этой же мысли.
С точки зрения политической, поведение Маленкова в начале марта 1953 года представляется вполне последовательным. Человек в его положении, имевший так много оснований считать себя преемником умершего вождя, сделал самый логичный шаг и постарался трансформировать свой неформальный статус второго человека в государстве в соответствующую этому статусу должность.
Стенограмма речи Л.М. Кагановича на пленуме ЦК КПСС по докладу Н. С. Хрущева о политических ошибках Г.М. Маленкова. 31 января 1955 Подлинник.
Машинописный текст, правка – автограф Л.М. Кагановича. [РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 29. Л. 156–157]
Проект предложений для пленума ЦК КПСС о партийном и государственном руководстве в период болезни И.В. Сталина.
