Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи - Юлия Зораховна Кантор
Старожил поместья Тухачевских А.П. Косолапов рассказывал: «Жил в ту пору в нашем селе… бедный мужик. Звали его Петр Прохорович Милехов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пять дочерей, и… все они были красавицы… Ну а Мавра, так и говорить нечего – красавица: что ростом, что статностью, что лицом… Работала она у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и все улыбается… Конечно, старше ее годами, а так сам по себе ничего – рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные. Софья Валентиновна понимала, что ее Коленька влюбился в Маврушу…»2
Идиллическая картина внесословного брака по любви несколько размывается документами. Сохранилось свидетельство, выданное Тухачевскому на основании определения Смоленского окружного суда: «Смоленский Окружный Суд, в силу состоявшагося 23 августа 1896 года определения и на основании представленных в Окружный Суд документов, выдал сие свидетельство… Михаилу Николаевичу Тухачевскому, записанному в метрической книге Московской Феодоро-Студитской что за Никитскими воротами церкви за тысяча восемьсот девяносто третий год, части первой о родившихся, в том, что он родился 3 февраля тысяча восемьсот девяносто третьяго года… крещен 5 марта тысяча восемьсот девяносто третьего года; вероисповедания православнаго; восприемниками при крещении были: врач Николай Александрович Крамарев и вдова надворнаго советника Екатерина Яковлевна Аутовская»3. То есть только в 1896 году (через три года после рождения) М.Н. Тухачевский получил свидетельство о рождении, причем – в силу судебного определения. Наиболее вероятной причиной столь позднего юридического «признания» может быть незаконнорожденность. Это предположение косвенно подтверждается и «специфичностью» восприемников при крещении: врача и надворной советницы. Если исходить из того, что родители Тухачевского обвенчались в 1896 году, то вне брака кроме Михаила родились его братья Николай (1890) и Александр (1895) и сестра Надежда (1892).
А вот документ о причислении Михаила Николаевича к роду Тухачевских:
«Смоленскаго Дворянскаго Депутатскаго Собрания Свидетельство. Дано сие из Смоленскаго Дворянскаго Депутатскаго Собрания, на основании п. 6 ст. 350 и 374 т. IX Свод. Зак. издан. 1899 г., потомственному дворянину Михаилу Николаевичу Тухачевскому, родившемуся 3-го февраля 1893 года, в том, что он, определением Смоленскаго Дворянскаго Депутатскаго собрания 1 июля 1901 года, причислен к роду отца его Николая Николаевича Тухачевского, внесенному во вторую часть родословной книги и утвержденному указом Пра-вительствующаго Сената, по Департаменту Герольдии, от 15 декабря 1886 года за № 5361. Смоленск, августа 2 дня 1901 года. Гербовый сбор уплачен»4.
Дворянские дети, родившиеся в браке, автоматически причислялись к роду родителей. Тухачевский же, как видно из свидетельства, причислен к роду отца только в 1901 году – ему исполнилось уже восемь лет. Остается только догадываться, как уязвляли его эти неурядицы. И как страдало самолюбие, порождая подсознательное стремление к «компенсации». Так в детском мироощущении Тухачевского возникла первая, неосознаваемая, но болезненная трещина. Трещина тем более глубокая, что сызмальства и всю жизнь он был нежным, любящим сыном.
На смоленской земле прошли первые годы будущего маршала. Всеми делами в имении управляла его бабушка, отец мало интересовался хозяйством. Имение Александровское, когда-то огромное и богатое, после отмены крепостного права постепенно пришло в упадок, его пришлось заложить, а через несколько лет – продать с торгов, к большой печали семьи, расстававшейся с ним как с частью собственной родовой истории. (Еще одна литературная аллюзия – чеховский «Вишневый сад».) Тухачевские перебрались в небольшое имение Софьи Валентиновны близ села Вражское Чембарского уезда Пензенской губернии. Там проводили лето во время школьных каникул, зимой жили в Пензе6.
Свидетельство о рождении М.Н. Тухачевского.
3 марта 1912. [РГВИА]
«Жизнь во Вражском была скромной… дом был одноэтажный, в несколько комнат. Самая большая комната имела по три больших окна с каждой стороны. Украшением и единственной роскошью этой комнаты были большие зеркала и два рояля – на одном, по преданию, играл сам Рубинштейн. Отец, Николай Николаевич, отлично музицировал в четыре руки с Софьей Валентиновной. Моцарт, Бетховен, Шопен были их любимыми композиторами. Из Москвы к Тухачевским приезжал гостить знаток и ценитель Скрябина, ученик Танеева Н.С. Жиляев»6. С Жиляевым, ставшим в 1930-е годы профессором Московской консерватории, М.Н. Тухачевский поддерживал дружеские отношения всю жизнь. (После расстрела маршала в 1937 году Жиляев был репрессирован.)
Михаил Николаевич с детских лет унаследовал от отца и бабушки любовь к музыке. Дети были способными музыкантами. Михаил всерьез увлекался игрой на скрипке, сохранил он это пристрастие до конца жизни. Более того, ему нравилось самому, своими руками, изготавливать этот прихотливый инструмент, по семейному преданию, он даже создал свой рецепт скрипичного лака. Александр готовился к поступлению в консерваторию, позднее он стал учеником Гольденвейзера по классу рояля, а затем выбрал виолончель. Наибольшие надежды подавал самый младший, Игорь… его считали вундеркиндом.
«Летом дети занимались домашними работами и хорошо отдыхали: устраивали свои спектакли, концерты, художественные вечера. Бабушка и отец играли на рояле, брат Александр – на виолончели, сам Миша – на скрипке. Играли в шахматы, шашки, городки. Миша увлекался астрономией, аккуратно следил за погодой, соорудив вместе с братом Николаем самодельную метеорологическую установку»7.
Он запоем читал на русском и французском языках классику и модных авторов (литературные герои, интересовавшие больше других, – Андрей Болконский и Ставрогин). Вообще «книжность» – непременная составляющая дворянского быта – в семье Тухачевских культивировалась. В девятнадцати километрах от Вражского – Тарханы, имение бабушки Лермонтова, где не раз бывали Тухачевские8. Неподалеку – Ясная Поляна, куда, по семейным преданиям, Тухачевские наведывались в гости к Толстому. В уездном городе Чембаре некогда учился Белинский, в Пензе тянул служебную лямку Салтыков-Щедрин, рядом, в Наровчате, родился и провел детство Куприн. Словом, Пензенская губерния имела литературную славу. К началу XX века Пенза слыла одним из просвещенных русских городов, ее шутя называли «мордовскими Афинами». В городе были мужские и женские гимназии, художественная школа с неплохой картинной галереей, богатая библиотека имени Лермонтова, читальня имени Белинского, в создании которой принимал участие Чехов. Кстати, Пенза с 60-х годов XIX века являлась местом ссылки польских революционеров, позднее – народовольцев, а в конце века – социал-демократов. И рожденные литературой образы, питавшие отроческое воображение, смешивались с фактами повседневной жизни.
Пьесы сочиняли сами, и сами же рисовали смешные афиши. Главными действующими лицами бывали Михаил и Шура. Николай открывал и закрывал занавес, а также исполнял обязанности суфлера. Игорь играл на рояле. «Находясь в имении, время мы обычно
