НеТемный 7 - Александр Изотов
Потом Петра долго стояла, рассматривая узор,
— А боярин-то наверняка знал, — вдруг сказала она, — Боярин Игорь Рудничный убеждал кнеза, что его люди всё тут просмотрели… Может, это они и нарисовали?
Я лишь хмыкнул. Вот как удачно решилась проблема с боярином, и старый камнетёс Эрик будет только рад.
— Надо будет сказать Глебу Каменному. Этот камнетёс хорошо поступил, что обратился к кнезу, такое надо поощрить.
* * *
Когда мы вышли из шахты, бледные дружинники сразу бросились к нам. Уже заметно стемнело, и на лицах воинов было написано, что они десять раз пожалели, что отпустили госпожу Петру с нами. В руках у них были факелы, и, видимо, они уже готовились нарушить приказ и двинуть внутрь рудника.
— Госпожа! Госпожа? — они замерли, глядя на весёлое лицо Петры.
Та, развеселившись, будто опьянела, как раз рассказывала мне уже десятый анекдот про магов в Камнеломе. Ну, зато её шутки немного объяснили мне, что с магами на севере действительно напряг…
— Он и спрашивает: «А часто у вас тут маги рождаются?» А староста деревни, седой такой старик… Ха-ха! — Петра, как водится, сначала сама отсмеялась над своим анекдотом, отмахиваясь от дружинников, как от назойливых мух, и закончила, — Старик отвечает: «Простите, господин, но я не знаю, мне всего лишь восемьдесят лет». А, как тебе, бросс Малуш?
И засмеялась…
Я всё же решил наградить чародейку земли и, двинув уголком губ, сказал:
— Смешно. Правда.
Это вызвало у Петры ещё один приступ смеха, а дружинники так и стояли, словно пришибленные. Их можно было понять — контраст их грустной госпожи с этой весёлой особой был разительным.
— Так, а вы чего не смеётесь? — наигранно возмутилась Петра, и дружинники улыбнулись.
— Рады, что вы в добром здравии, госпожа.
— А с чего бы мне хворать, — она пошла к своей лошади, кивнув мне напоследок, — Доброй ночи вам, господин варвар. Спасибо вам за компанию, давно я так не веселилась.
— Да, — я кивнул в ответ, погасив огонёк на ладони и заткнув обе руки за пояс. Да так и остался стоять, как истукан, возле входа в шахту.
Дружинники, покосившись на меня, поспешили за госпожой. Она что-то им крикнула, когда они пытались впопыхах заскочить на лошадь и угнаться за ней, и, звонко рассмеявшись, чародейка выскочила за ворота. Её смех, сопровождаемый лаем собак, ещё долго звучал по улице…
Вот теперь я понимал, насколько чародейка стала другой. Точнее, самой собой.
Когда воины ускакали вслед за госпожой, я глянул на появившийся в небе месяц. Солнце уже почти скрылось за горами, и деревня погружалась в вечерние сумерки. Надо бы успеть довезти панцири, ведь мне ещё колдовать в кузнице.
У телеги я заметил довольного Виола, который теперь уже не скрывался. Облокотившись локтем о борт, он смотрел вслед исчезнувшей Петры и загадочно улыбался.
— Эх, видит Маюн, как же она хороша, громада, — мечтательно сказал он, когда я подошёл, — И ведь дело не в фигурке, нет… Не в красоте, не в её… ух, а попка-то какая, слёзы мне в печень! Ты не подумай, варвар, нет! Ты слышал её смех, да? Она же богиня!
Я как раз поправил груз, чтобы не вываливался, и стал ждать Креону. И как бы ненароком сказал барду:
— Да, хороша… Но тебе ничего не светит.
— Ой, громада, ну я же не дурак! Я даже и не думал, что ты… Ох, а как она любит южные песни. Ну, а ведь можно и не говорить о поэзии, да? О камнях, например… Она любит пошлости о твёрдости, варвар, — он поиграл бровями.
Видно было, что история с Петрой очень угнетала Виола, и теперь какая-то часть его души — наверное, та, где было что-то вроде совести — теперь эта часть свободна, и барду дышится очень легко.
Но требовалось немного его приземлить…
— Если ты коснёшся этой чародейки земли, Виол… — спокойно сказал я, проверяя подпругу у лошади, — … то одна твоя штука, видит Маюн, никогда больше не сможет быть твёрдой, как камень.
Бард рассмеялся:
— А ты пошляк, громада! А-ха-ха!.. — он вдруг перестал улыбаться, — ха-а… Что?
— Это Магия Крови, — я взмахнул пальцами, — Она творит чудеса!
— Громада, не смешно… Это ни хрена ни смешно! Это же вообще… жестоко, — он вдруг погрустнел, поняв, что я не шучу, и кинул последний взгляд на ворота, — Петра…
— Может, тебе тоже требуется её забыть?
— Э, нет, — бард поморщился, потом растянулся в улыбке, — Ну, а в Камнелом-то с тобой можно?
Глава 3
Всё же размяк я на стороне сил добра. Расслабился… Когда был Всеволодом Десятым, я бы так не просчитался, потому что всегда держал в уме, кто и на что способен.
Петра ведь говорила в пещере о боярине Игоре Рудничном, который давно положил глаз на шахту старого Эрика, и у меня, видимо от предвкушения удачной сделки с доспехами, это совсем вылетело из головы.
А вот боярин о своём желании не забыл. И, сообразив, что маги земли могли что-то раскопать после всей этой истории с кикиморами, пошёл даже на самый крайний шаг… К счастью, Кутень, который после шахты по привычке отправился дежурить по деревне, сразу заметил что-то неладное на выезде.
Петра, бледная и растрёпанная, со сбившимся капюшоном, неслась обратно по улице. За ней гнались трое всадников с повязками, скрывающими лицо, и пытались на ходу попасть в чародейку из арбалетов.
Где её телохранители, я гадать не стал. Скорее всего, нападение было внезапным, и они потеряли свои жизни.
Цербер, повинуясь моему приказу, сразу же ринулся на помощь. И как раз вовремя — один арбалетный болт уже летел в спину чародейке, когда Кутень молниеносной тенью перехватил его. Петра даже ничего не заметила, а цербер, выплюнув стрелу, тут же снёс голову одному из преследователей. И, взвизгнув, ушёл во Тьму — его ранил какой-то довольно защитный серьёзный артефакт. Через мгновение портал открылся рядом со мной, и Кутень нырнул внутрь подставленного мной Губителя.
Чародейка влетела обратно во двор через ворота, и двое оставшихся головорезов думали сделать то же самое, но неожиданно на их пути выросла огромная колючая туша.
Медоёж грозно взревел, да так, что слетела пыль