Девочка-медведь - Софи Андерсон
Дерево размахивает всеми сохранившимися ветками и корешками, стараясь привлечь наше внимание.
— Помогите мне подняться, — бубнит оно.
— Дерево что-то говорит, да? — Елена опускается перед ним на колени и разглядывает ствол.
— Помогите мне подняться, — уже громче стонет дерево.
— Ой, а я поняла, чего оно хочет! — Елена от радости хлопает в ладоши. — Я поняла, что оно говорит. Избушка, милая, поможешь ему?
Из потолочных балок тут же выстреливают вьющиеся лозы. Оплетаются вокруг ствола и на глазах утолщаются. Потом безо всяких усилий нежно поднимают ствол и несут по воздуху у нас над головами. Дерево облегчённо вздыхает, устроившись на крыше возле колпака дымовой трубы, коротенькие корешки удлиняются, пробиваясь между заросшими мхом черепицами.
— Дерево спасёт Сашу? — спрашивает Елена, и я вспыхиваю от смущения, потому что не хотела ни о чём просить дерево, пока не доставлю его в лес в целости и сохранности.
— Так ты хочешь, чтобы я кого-то спасло? — Ветви дерева удлиняются, на них вспухают новые почки и разворачиваются листочками.
Надежда трепещет в моей груди.
— У меня есть друг, Саша, он в моей деревне на южном краю леса, и по моей вине он сильно болен. Я надеялась, что ты могло бы помочь ему исцелиться.
Одна из веток склоняется ко мне, из неё вырастают три листика. Они не такой формы, как другие: те похожи на сердечки, а эти три разлапистые, как звёздочки, и в тёмно-красных прожилках. Листочки отрываются и, кружась, планируют на пол. Но прежде чем они касаются половиц, откуда ни возьмись появляются три снегиря и, поймав листики в клювы, сейчас же улетают прочь.
— Птички доставят их туда, где они нужны, и твой друг опять станет живым и здоровым, как новенький, — шелестит дерево.
— Спасибо тебе. — Я и забыла, когда в последний раз так широко улыбалась. Теперь, когда с души свалился тяжёлый камень тревоги за Сашу, я чувствую себя лёгкой, как птичка.
— И ещё… я вот думаю, вдруг… ну, там одно проклятие… — От мысли попросить Дерево вернуть мне человеческий облик у меня всё внутри начинает трепыхаться, точно стая воробьёв затеяла там перепалку. Я хмурюсь, не в силах разобраться в своём чувстве.
— Прошу извинить, — надтреснуто отвечает дерево, — но я бессильно отменить давние проклятия.
Анатолий подходит ближе, становится возле меня.
— Ты уж прости, Янка, — печально качает он головой.
— Да ладно, всё путём. — Я облегчённо вздыхаю, сообразив наконец, что означало это трепыханье. Я не хочу, чтобы проклятие сняли. Я не хочу навсегда остаться человеком. Мне не меньше нравится быть медведем. Я перевожу взгляд на Анатолия, и в голове молнией вспыхивает догадка.
— Помнится, ты говорил, что мы сами можем распоряжаться, кем нам быть.
— Говорил, да, — кивает Анатолий. — Хотя это жутко трудно, знаешь ли, иной раз так намучаешься…
— Ничего, ради такого дела чуток помучиться не жалко. — Я смотрю на свои лапы, испытывая тёплую привязанность к ним. Лес преподнёс их мне в дар, так, кажется, сказала Валентина. Чтобы я помнила, сколько всего волшебного и таинственного есть в мире.
— Так вот, я хочу сохранить этот дар и обучиться владеть им.
Анатолий склоняет ко мне голову, пока не упирается лбом в мой лоб. Я чувствую, как соединяются ворсинки нашего с ним меха.
— Я так горжусь тобой, Янка, — нежно шепчет он, — ты и правда самое великое сокровище Снежного леса.
— Очень трогательно, — Мышеловчик тихонько прикусывает мне ухо, — после всех этих нежностей самое время спросить Анатолия, где он прячет ключ к тому складику с налимами, который мы с тобой нашли на крыше его хижины.
— А ты откуда знаешь, что это Анатолий? — удивляюсь я.
— Уж не знаю отчего, но вы, люди, ни разу не умеете читать в душах, — Мышеловчик склоняется к моему глазу и корчит гримаску, — каким бы ни был внешний вид, он, понимаешь ли, нисколько не меняет нашего нутра.
— Ты, как всегда, прав. — Я в знак согласия склоняю голову. Я же узнала Анатолия в медвежьем облике, так стоит ли удивляться, что Мышеловчик тоже признал его. Интересно, а Мамочка узнала бы меня в моём медвежьем виде?
Юрий взвизгивает, когда избушка резко набирает ход. Она несёт нас на юг, к деревне, и впервые с тех пор, как у меня отросли медвежьи ноги, я уверена, что, как бы ни выглядело моё тело, это нисколько не меняет ни моей личности, ни моего места в жизни. Я возвращаюсь домой, и ничто теперь не остановит меня. Даже мой медвежий облик. Ничего, уж я найду способ дать Мамочке знать, что это я.
Глава 32. Снежный лес
Избушка бежит вдоль горного хребта, над которым высится Огнепылкий вулкан. Теперь он уже не такой огромный и грозный, как раньше. Мягко отсвечивающие на его склонах потоки лавы и клубы дыма над бурлящими расщелинами с высоты кажутся даже красивыми, благо больше не угрожают подпалить мне лапы и морду.
Я рассматриваю свою шкуру. Она вся в проплешинах и напоминает лесные гари на подходах к вулкану. Мало того, там и сям где обожжена, а где разодрана кожа, и в этих местах сильно жжёт и болит. Вот бы сюда Мамочку с её целебными бальзамами от ожогов из гусиного жира и огуречной кашицы. Я ещё шире улыбаюсь, представляя, как Мамочка едет в избушке на курьих ножках, не переставая уверять меня, какие это всё небылицы.
Восторг и волнение охватывают меня. Столько удивительных чудес я повидала за своё странствие, стольких друзей приобрела, нашла бабушку и родного отца. Но самое главное, я поняла, что важнее всего на свете возвращаться домой, к тем, кого любишь.
— А где Блакистон? — вдруг спохватываюсь я, сообразив, что филина давно не видно.
— Вперёд полетел, крылышки свои от вони горелых перьев проветрить, — тараторит мне на ухо Мышеловчик.
— Ох, нет! — вдруг испуганно вскрикивает Елена и зажимает руками рот. Иван кидается к ней, поставив торчком уши, а Мышеловчик, царапаясь, торопливо взбирается мне на морду. Я прослеживаю взгляд Елены, и у меня останавливается сердце. Избушка уже перевалила через гребень вулкана, и перед нами расстилается вид на южный склон.
Весь южный склон — дымящее чёрное пожарище. Должно быть, деревья загорелись, когда мы сражались со Змеем, и с тех
