Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи - Юлия Зораховна Кантор
1932. [РГАСПИ]
Для этого периода советско-германских отношений характерно упрочение военных и военно-промышленных контактов, ратифицированных Берлинским договором, укрепившим и развившим Рапалльский. После 1926 года, когда впервые на академических курсах рейхсвера (Академии германского Генштаба) обучались преподаватели Академии им. Фрунзе Свечников и Красильников, командировки краскомов на учебу в Германию стали регулярными. В ноябре 1927 года впервые на длительный срок в Германию для изучения современной постановки военного дела выехали командующий СКВО командарм 1-го ранга И.П. Уборевич (на 13 месяцев), начальник Академии им. Фрунзе комкор Р.П. Эйдеман и начальник III управления Штаба РККА комкор Э.Ф. Аппога (оба на 3,5 месяца). Командированные посещали лекции, решали вместе с немецкими слушателями военные задачи, бывали в казармах, знакомились с зимним обучением во всех родах войск, видели и испытывали все технические достижения, применявшиеся в рейхсвере, знакомились с организацией управления армией и ее снабжения. Они регулярно посылали наркому Ворошилову доклады о своей учебе в Германии56. (Для всех них эти поездки в Германию впоследствии обернулись приговором на «процессе военных» 1937 года.)
Взаимные обмены советско-германскими делегациями продолжались: военачальники ездили «друг к другу» на учения, маневры, полевые, тактические занятия. Руководители делегаций встречались с высшим военным руководством принимавшей стороны. В 1928 году в СССР побывал генерал рейхсвера В. фон Бломберг, оставивший подробный отчет об этой поездке: «Немецкие офицеры в течение всего времени командировки были гостями русского правительства. Им был предоставлен вагон-салон. В качестве почетного сопровождающего Командующего войсками был бывший военный атташе в Берлине Лунев, имевший в распоряжении группу офицеров сопровождения. Русские в течение всей поездки демонстрировали широкую предупредительность. Военный комиссар Ворошилов дал указание показывать все и исполнять любые пожелания. Организация и состояние образования представлены абсолютно открыто, что позволило составить достоверное заключение… Везде подчеркивалась значимость сотрудничества для РККА, а также желание учиться у рейхсвера и преимущество наблюдаемых немецких офицеров над офицерами Красной Армии»57.
Бломберг счел нужным особо подчеркнуть значимость для Германии совместных военно-учебных баз: «Организации находятся в прекрасном состоянии и работают очень хорошо… Их полное использование является исходным пунктом для наших жизненно важных интересов. Для нас имеет чрезвычайное значение то, что русские дают нам возможность с пользой эксплуатировать эти сооружения»58.
Стойкую направленность на сближение Бломберг так объяснял несколько лет спустя, в 1943 году: «На меня Россия произвела очень серьезное впечатление, одновременно и непостижимое. Это была чужая страна. Я сказал себе, что мы должны либо стать ей другом, поскольку у нас общие интересы в укреплении позиций против западного мира, или же нам нужно планомерно готовить борьбу против наших восточных соседей, которая должна будет вестись при благоприятных обстоятельствах, то есть с собранной в кулак силой»59.
Заместитель Бломберга полковник Хильмар фон Миттельбергер в ходе своей поездки в СССР в 1928 году специально занимался оценкой способностей и политических взглядов советских командиров. В отчете он особое внимание уделил Тухачевскому: «Самым значительным военным представителем Красной Армии является шеф Генерального штаба Михаил Тухачевский. На него возлагаются большие надежды… Очень умен и очень тщеславен»60. Тухачевского в Германии называли одним из выдающихся талантов Красной армии, коммунистом исключительно по соображениям карьеры: «Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам»61.
Положение Тухачевского в Генштабе в это время стало тупиковым. Он писал в докладной Ворошилову, что в Штабе РККА сложилась ненормальная обстановка и что он фактически отстранен от участия в подготовке страны к обороне. Внутри секретариата наркомата, утверждал Тухачевский, сформировалась группировка, подменившая собой Генштаб. Теперь Тухачевский делал вывод еще более определенный, чем в январском письме 1926 года. «Мое дальнейшее пребывание на этом посту [начальника Штаба РККА], – заключал он, – неизбежно приведет к ухудшению и дальнейшему обострению сложившейся ситуации»62. К XV съезду ВКП(б) Тухачевский представил 5-летний план технического развития вооруженных сил, где предлагал координировать план строительства вооруженных сил и военных заказов с перспективами развития отраслей экономики. Этот план, по предложению начальника Штаба РККА, включал выполнение всех мероприятий по техническому оснащению Красной армии, насыщению ее недостающими техническими средствами, накоплению мобзапасов, обеспечивающих развитие вооруженных сил. В своей записке он приводил конкретные соображения о развитии технических родов войск, развитии оборонной промышленности, строительстве новых заводов и дополнительном финансировании этих программ63.
Акцентируя внимание на проблеме общего и технического обеспечения Красной армии, а именно в этом виделась главная причина неготовности армии к войне, М.Н. Тухачевский «задевал» репутацию А.И. Егорова и П.Е. Дыбенко. Егоров с мая 1926-го по май 1927 года являлся заместителем председателя Военно-промышленного управления ВСНХ и членом Коллегии ВСНХ. Он – представитель высшего командования и боевой генерал – должен был нести значительную долю ответственности за плачевное состояние дел в техническом обеспечении РККА. Дыбенко с 25 мая 1925 года по 16 ноября 1926 года занимал пост начальника Артиллерийского управления РККА, а с ноября 1926-го по октябрь 1928 года – начальника Управления снабжения Красной армии. Обеспечение армии всем боевым снаряжением находилось в зоне его внимания. Косвенно начальник штаба «замахивался» и на наркома. Однако самое главное: Тухачевский предлагал альтернативный правительственному оборонный проект – программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это уже особая концепция развития страны и государства. А сам Тухачевский, желая того или нет, обозначил себя в качестве военно-политического «лидера» ее реализации64. Это было замечено. План Тухачевского не приняли. Весной 1928 года Тухачевский подал в отставку. Его «сослали» в Ленинград – командовать округом. На Западе причины этой ссылки сомнений не вызвали. Характерным примером в этом отношении служит наблюдение, сделанное военным обозревателем Финляндии, более чем обеспокоенной приближением Тухачевского к собственным границам: «Слухи о бывшем начальнике Генерального штаба Красной Армии, а в наши дни – командующем Ленинградским военным округом, Тухачевском, появляются раз от разу, в последний раз в феврале прошлого года. Это слухи о том, что он с верными ему ударными частями идет на Москву, дабы сделать себя русским Наполеоном. Эти слухи связаны с тем, что Тухачевский, как известно, вынашивает исключительно амбициозные замыслы и что военный комиссар Ворошилов держит Тухачевского под особенно пристальным контролем, опасаясь замышляемых последним наполеоновских мечтаний»65.
Находясь в Ленинградском военном округе, Тухачевский чувствовал себя выброшенным на периферию, но держал удар, продолжая «гнуть свою линию». В ноябре 1929 года он поставил задачу по совершенствованию технической подготовки войск. «В будущей войне важное значение приобретет автомоторизация, – отмечал он. – Поэтому… мы приступаем к систематическому изучению бронетанкового вооружения и к тренировке в
