Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Тяжкое для него наступает время. Место Дитрих в его жизни на долгие годы займет Наташа. Поначалу в дневнике самые трогательные слова, письма к ней полны нежности и тепла. «Наташа, Твой голос был слышен по телефону так ясно, будто Ты находилась в соседней комнате — еще тут, еще со мной, еще в моей голове. Я слегка прикрываю уши, дабы продлить его звучание там, в моих мечтах, и вижу Твои серые, дивные, вопрошающие кошачьи глаза. И я беру свое сердце, и бросаю его в ночь, и подхожу к окну, и гляжу вниз на запретный город, и ощущаю на лице дыхание ветра, и вдруг снова и снова думаю о том, как это чудесно — жить и — быть в Твоих мыслях и Твоем сердце».
Они часто ссорятся и часто мирятся. Ремарк пьет не зная меры, чаще обычного заканчивает ночь в каком-нибудь злачном заведении. В августе 1943-го у него опять короткий и бурный роман — с Сандрой Рамбо. «Каждый день Наташа. Каждый день Сандра... Одному богу известно, чем это кончится!» Ноет печень, сильные головные боли, дает сбои сердце, он чувствует себя прескверно, но образ жизни не меняет. По утрам мучительно вспоминает, что говорил и делал во хмелю накануне вечером. «Опомнись, брат. Пей лишь с друзьями. А не на людях».
Нью-Йорк — место свиданий эмигрантов из Европы. На званых ужинах и театральных премьерах Ремарку встречаются Альма и Франц Верфель, Сальвадор Дали, Артур Рубинштейн, Эрнст Блох, Макс Рейнхардт, Карл Цукмайер, Эмиль Людвиг. Из Голливуда нередко приезжает Грета Гарбо, здесь живет теперь Ютта Цамбона, и он регулярно выводит ее куда-нибудь поужинать, посещает с ней выставки, выслушивает ее жалобы на одиночество и упреки в недостаточном внимании к ней. Ближе других ему в эти годы писатели Фридрих Торберг и Карл Цукмайер, торговец произведениями искусства и меценат Сэм Силс. Как и он, эти люди любят выпить, вкусно поесть и провести время на вечеринке. Он ценит в них чувство юмора и широту души, хотя подчас они могут его и нервировать.
Он мало работает и терзается сомнениями. «Какой же я все-таки ветреный человек. Сколько во мне актерства. Есть надежда, все же быть писателем — или стать им». — «Завяз, как в трясине, после девятой главы. Слишком много курю. Но есть сильное желание работать». — «Вчера вечером работал. Ясно вижу, что писать не могу. Однако спокоен».
О своем творческом застое он никому не рассказывает, держит себя непринужденно, невозмутим и даже ироничен. «Чтоб Ты, Альма, не померла со страха: черновой вариант моей книги готов. Около 650 страниц; — примерно 600 из них лишние». В октябре 1943-го складывается план нового романа («Название: The (last) summer of Lilian Dunquerke»[66]), который будет реализован полтора десятилетия спустя под заголовком «Небеса не знают любимчиков».
Ремарк не разделяет оптимизма тех своих знакомых, которые считают, что поражение Германии не за горами, и старается не принимать близко к сердцу то, что узнает из сводок о ходе боевых действий. Новые ограничения по отношению к эмигрантам воспринимаются им как издевательства, сообщения о них повергают его в депрессию: «Enemy-aliens[67], — Safes-deposit-boxes[68] вот-вот закроют для проверки их содержимого. После десяти лет пребывания здесь все же не хочется, чтобы на тебя по-прежнему смотрели как на гражданина второго сорта». Он давно уже ничего не публиковал, экономить не привык и потому вынужден продать несколько картин. «Вечером немного подумал о деньгах. Пора что-то делать. Мне никогда не заработать столько, сколько я трачу, — особенно если учесть расходы на Петера. Налоги слишком высоки, да и вообще. Думал, что война закончится раньше. А она, похоже, продлится, как минимум, до конца 1944-го, а на Тихом океане, может, и дольше».
В сентябре 1943-го он на несколько недель уезжает в Лос-Анджелес, встречается там с Верфелем и Пумой. «Выглядела еще хуже, сущей развалиной. Старой. Разочарованной. Там больше делать нечего... Прочь. Нет больше этой красивой легенды — Марлен Дитрих. Старая. Потерянная. Ужасное слово». О своей любви последних лет он судит без всяких иллюзий. Тем не менее еще помнит о романе, видеть который посвященным себе так хотелось Дитрих. В Лонг-Бич он наведывается в госпиталь Девы Марии и присутствует там на двух операциях. Наглядный урок для писателя, ведь главный герой романа, живущий в Париже эмигрант Равик, работает хирургом, правда, нелегально.
В середине октября Ремарк возвращается в Нью-Йорк и поселяется в отеле «Амбассадор». Запись в дневнике, сделанная 23 октября, гласит: «После обеда вырвался наконец на выставку картин из моего собрания. Много посетителей, к моему удивлению. Есть даже хорошие отзывы». Картины Сезанна, Дега, Ренуара, Гогена, Ван Гога и Домье будут украшать залы галереи Кнёдлера на протяжении целого месяца.
Ремарк, конечно, и не подозревает, что в эти дни в Берлине в «Народном суде»[69] начинается процесс по делу его младшей сестры Эльфриды Шольц, который закончится смертным приговором. 16 декабря ее гильотинируют в Плётцензее. «Вашего брата мы, к сожалению, упустили, вам же от нас не уйти! — так, по воспоминаниям одной очевидицы, прокомментировал ситуацию председатель трибунала Роберт Фрайслер.
Пособник Гитлера и палач в мантии наверняка наслаждался возможностью вершить суд над родственницей писателя, одно имя которого приводило нацистов в бешенство. Но в Третьем рейхе выносилось множество таких же приговоров, и прямой связи здесь, пожалуй, не было. Однако попытки спасти Эльфриду Шольц от казни не имели, наверное, шансов на успех еще и потому, что она была сестрой знаменитого писателя. Два прошения о помиловании, поданные ее адвокатом, были отклонены.
Эльфрида жила со своим мужем, музыкантом Хайнцем Шольцем, в Дрездене и работала там портнихой... Мужественная женщина никогда не скрывала в разговорах своего неприятия гитлеровской диктатуры и войны. «Мы были тогда твердо убеждены, что Эльфрида каким-то образом принимала активное участие в движении Сопротивления... Она тоже намекала на это»[70]. Эльфриду арестовали 18 августа 1943 года по доносу капитана Ханса-Юргена Ритцеля за «антигосударственные высказывания». В присутствии жены этого убежденного нациста она открыто сказала, что думает о Третьем рейхе, и «пожелала Гитлеру получить пулю в лоб». В Германии это называлось «действиями, направленными на подрыв оборонной мощи».
Отчеты о процессе и приведении приговора в исполнение говорят о том, что, находясь в заключении и всходя затем на эшафот, сестра Ремарка проявила необыкновенное мужество. На допросах «она отказывалась вскидывать руку в нацистском приветствии. И при зачтении смертного приговора и тогда, когда ее, в наручниках,
