Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

Когда фюрер понял, что ошибся в первоначальных расчетах, он изменил тактику. Его основная цель осталась прежней — локализовать войну с Польшей, не дать перерасти столкновению с ней в европейскую войну с участием Англии и Франции. Но 25 августа Гитлер решил вместе с кнутом использовать и пряник. Он задумался над тем, как предоставить Англии благовидный предлог, чтобы та сама отказалась от данных ранее гарантий и оставила Польшу один на один с Германией. В этот день Гендерсон, несмотря на то что накануне дважды встречался с Гитлером в Берхтесгадене, был неожиданно вызван в рейхсканцелярию на еще одну встречу с фюрером. В Лондоне Чемберлен и Галифакс провели несколько часов в тревожном ожидании. Они не знали, зачем был вызван британский посол, и не смогли дать ему никаких инструкций. Чемберлен ожидал худшего. Он опасался, что Гендерсону будет вручен ультиматум с предписанием покинуть Германию. Как признавался сам премьер, все время ожидания известий от посла он молча просидел в кабинете, будучи не в состоянии ни читать, ни говорить и чувствуя острую боль в желудке 25. (У Чемберлена был рак желудка, который свел его в могилу в ноябре следующего года.) Худшие опасения Чемберлена, однако, не подтвердились.

Накануне, после беседы на повышенных тонах в альпийской резиденции Гитлер передал послу довольно жесткий письменный ответ на послание Чемберлена. В Берлине фюрер попытался сгладить неприятный осадок от прошлой беседы и дал понять английскому послу, что согласие между Англией и Германией все еще возможно. Гитлер выглядел гораздо более спокойным и дружелюбным, чем накануне. Он сказал, что много думал о словах Гендерсона, оброненных при прощании, и решил сделать свое «последнее предложение, касающееся англо-германского урегулирования» 26. На руках посла оказались, таким образом, сразу два документа, которые он должен был передать своему правительству, — письменный ответ Гитлера на обращение Чемберлена и запись сказанного фюрером в ходе последней беседы, перевод которой Пауль Шмидт привез в английское посольство спустя час после встречи. Чтобы Гендерсон как можно быстрее доставил документы лично в Лондон и сам принял участие в их обсуждении, Гитлер даже предоставил английскому послу персональный транспортный самолет. Это, кстати, тоже интересный вопрос. Существовали и другие способы быстрой передачи информации, а посол никогда не выполнял функции дипкурьера. Собственно говоря, получив послания Гитлера, британский посол тотчас передал их по телеграфу в Лондон. Гендерсон и сам был несколько озадачен подобным предложением фюрера и специально позвонил в Форин Офис, чтобы получить инструкции. Кадоган сказал — лети 27. Возможно, фюрер хотел спланировать все так, чтобы английского посла не оказалось в Берлине в тот момент, когда Германия начнет военные действия против Польши. А их начало намечалось по-прежнему на 26 августа.

Нельзя сказать, что послания принципиально отличались друг от друга, но тональность у них была разная. А главное — разный был посыл. Ответ на письмо Чемберлена был посвящен исключительно проблеме Данцига, которая, писал Гитлер, «должна и будет решена» 28. Германия готова к войне с Англией, уверял Гитлер, и, если последняя применит силу, следуя гарантиям, данным Польше, Германия будет воевать. «Я немедленно объявлю мобилизацию германских сил, если военные приготовления (Англии) вступят в действие», — сообщал фюрер британскому премьеру 29. В свою очередь, запись сказанного Гендерсону содержала, кроме заявлений о готовности к войне, еще и ряд предложений, предполагавших достижение широкого согласия в отношениях с Англией. Гитлер обещал даже, что готов «лично гарантировать существование Британской империи» 30, но для этого, помимо невмешательства в германо-польский конфликт, необходимо выполнение еще нескольких условий. Во-первых, удовлетворение ряда «умеренных» колониальных требований Германии. Во-вторых, соглашение с Англией не должно затрагивать существующих обязательств Германии перед Италией. В равной степени Германия, обещал Гитлер, не будет требовать пересмотра взаимных обязательств Англии и Франции. И в-третьих, фюрер отдельно отмечал «неизменную готовность Германии никогда больше не вступать в конфликт с Россией». Этим Гитлер, очевидно, хотел подчеркнуть, что Чемберлену не стоит надеяться на использование Германии в будущем в вооруженной борьбе с СССР, а Советского Союза — в качестве фактора сдерживания Германии. В другом месте Гитлер отдельно оговаривал, что «договор с Россией был безусловным и ознаменовал перемены во внешней политике Рейха на очень долгое время. Россия и Германия, — сообщал фюрер, — никогда и ни при каких обстоятельствах не скрестят больше оружие друг с другом. А кроме того, — добавлял он, — договоры с Россией позволят Германии чувствовать себя в экономической безопасности в самой длительной войне (с Западом)». Последнее, по мнению Гитлера, должно было убедить англичан в бесперспективности экономической блокады, сыгравшей важную роль в прошлой войне. При соблюдении этих условий Гитлер обещал участие Германии в «умеренном разоружении» и подчеркивал свою незаинтересованность в изменении западных границ, имея в виду Эльзас и Лотарингию 31. То есть борьба Германии с «версальским диктатом» на этом должна была завершиться, а между Англией и Германией был бы подписан договор о дружбе. Интересно, что 29 августа Риббентроп встретился с новым поверенным в делах СССР Н. В. Ивановым и рассказал о сути переговоров с англичанами. Риббентроп особенно выделил слова Гитлера о том, что «договор между СССР и Германией, безусловно, не подлежит пересмотру, остается в силе и является поворотом в политике Гитлера на долгие годы. СССР и Германия никогда и ни в коем случае не будут применять друг против друга оружие». От себя Риббентроп просил передать в Москву, что «Германия не будет участвовать ни в одной международной конференции без участия СССР. В вопросе о Востоке все свои решения она будет выносить вместе с СССР» 32.

Трудно сказать, насколько искренним был фюрер, делая «последнее предложение» Англии. В исторической ретроспективе имя Гитлера никак не сочетается со словом «искренность». Но он умел представить все так, что его якобы искренние намерения достигали своей цели. В какие-то моменты Гитлеру готов был поверить не только неисправимый идеалист Чемберлен, но и прагматик до мозга костей Сталин. Даже спустя полтора десятка лет после окончания Второй мировой войны «искренние» побуждения Гитлера смогли ввести в заблуждение известного английского историка Алана Тейлора, предположившего, что «британское правительство в 1939 году способствовало созданию у Гитлера впечатления, будто оно скорее готово заставить Польшу пойти на уступки, чем противостоять Германии», и допускавшего искренность Гитлера, который мог использовать методы, «отличные от тех, что обычно ему приписывают»  33. Так или иначе, но в момент, когда Гитлер делал свои предложения Чемберлену, он исходил из того, что военные действия