Колчаковский террор. Большая охота на депутатов - Сергей Станиславович Балмасов

Иными словами, продавившие создание Директории и российской демократии чехословацкие лидеры, гарантировавшие её безопасность, сделали ее же разменной монетой в своей внешнеполитической торговле.

Впрочем, это во многом нанесло одновременно мощный удар не только «Уучредителям», но колчаковцам. Но обо всем по порядку.

Заметим, что свободу маневра сторон ограничивало пребывание ряда российских генералов на командных постах в Чехкорпусе (включая Войцеховского и Дитерихса), и стремление их чехословацких коллег вроде Гайды и Зайчека (стал начальником контрразведки Сибирской армии) перейти на российскую службу, получив более высокие назначения, либо закрепить свое положение.

Генерал Я.Сыровый

И эти стремления были удовлетворены. Гайда после этих событий стал командующим Сибирской армией. Как к появлению на одном из ключевых постов на востоке России иностранного медика, выходца из австро-венгерской армии отнеслись бывшие ее начальники – генералы Гришин-Алмазов, Иванов-Ринов и Матковский – остается только догадываться.

Тем самым Колчак пытался использовать чехословацкие ресурсы для разгрома эсеров. Так, он отдал приказ генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу, начальнику фронтового штаба генерал-майора Сыровы, «арестовать в Уфе членов Учредительного собрания, боровшихся против него»[365].

«Учредиловцы» же, видя колебания чехов, пытались заручиться поддержкой более влиятельных защитников. Так, в конце ноября Совет управляющих направил президенту США В. Вильсону и правительствам других западных стран телеграмму с протестом против действий Колчака и просьбой поддержать КОМУЧ, «возвысив голос о защите права и законности»[366].

И хотя тогда получить внешнюю поддержку не удалось, подобное обращение пополнило «копилку сомнений» Вашингтона относительно взаимодействия с белогвардейцами. Что скажется в 1919 г., когда США стали поддерживать дальневосточных подпольщиков и приморских партизан, и защищать от произвола колчаковцев мирное население.

Отношение в армии к КОМУЧ и «учредиловцам»

Белая же армия продолжала колебаться, не желая развивать гражданскую войну в собственных рядах. И далеко не все ее командиры симпатизировали пришедшему руководить «на всё готовое Колчаку» после выполнения самой трудной и опасной работы по свержению Советской власти.

Важно отметить, что на фоне лояльного Верховному Правителю Омска его не признавали дальневосточные атаманы и рядом частей Народной армии КОМУЧ.

Отношение же гражданских властей к Колчаку во многом было выжидательным, как в Екатеринбурге, а в Уфе, где тон задавала местная Городская Дума, даже враждебным. Так, она «протестовала против «кучки заговорщиков» (в их рядах мог находиться и А.И. Лиссау, член Уфимского земства[367], о котором будет рассказано ниже – ред.). А ее председатель Н.З. Чембулов отметил, что «весь Дипломатический корпус союзников высказался за непризнание переворота»[368].

А по данным представителя французской военной миссии в Сибири Пишона, «перевороту сочувствовала северная группа Гайды, состоявшая из сибиряков, против были войска в центре и на юге (добровольцы Самары и Уфы, 10 тысяч рабочих – социалистов Ижевского и Воткинского заводов и чехи»[369].

Что приводит к мысли о том, что небольшой шанс подавить колчаковский мятеж у «учредиловцев» самыми боеспособными добровольческими формированиями белых на востоке России был.

Причем, по словам полковника П.П. Петрова, тогда генерал-квартирмейстера штаба Самарской группы войск, противники «учредиловцев» сознательно демонизировали их. И далеко не все белые офицеры, включая его самого, поддерживали эти обвинения. Так, он пишет: «многое, в чем упрекают Комитет Учредительного Собрания, несправедливо, а многое искажено или выдумано его противниками»[370].

По его же словам, «Переворот в Омске был полной неожиданностью в Уфе… Даже ярые противники эсеров говорили: «Нашли время!» Помнится разговор по телеграфу с только что произведенным в генералы Каппелем (один из лучших военачальников белых на востоке России, подобными повышениями Колчак фактически подкупал офицеров – ред.). Тот на это сказал: «тут в своей среде (проявление неоднозначного отношения и к «учредиловцам» – ред.) ещё могут быть недоразумения, лучше бы прислали что-нибудь из тыла на фронт (поддержать почти обескровленную Народную армию)»[371].

В этих условиях боялись, по его словам, осложнений на фронте и разложения боевых частей. Поэтому «Войцеховский потребовал (от КОМУЧа – ред.) не посылать воззваний и не отдавать приказаний помимо него. Неисполнение будет караться независимо от того, кто это сделает…» Совет управляющих ведомствами подчинился, но пытался разъяснить войскам «Учредительного Собрания» произошедшее в своем духе…[372]»

«Чехи уверяли, – говорит Святицкий, что они сами покончат с Колчаком, и противились снятию с фронта войск, которые Совет предполагал выслать против Колчака. «Все, что угодно, только не разрушение фронта», – уверял Войцеховский, – Челябинск ликвидирует мятеж и без нас. Эшелоны для посылки войск против Колчака уже готовы»[373].

«Сведения эти до некоторой степени совпадают с тем, что утверждал Кратохвиль (чехословацкий представитель – ред.) о решенной вначале чехами военной демонстрации против Омска», но они «одумались, увидев, что Союзники этому не сочувствуют»[374].

Заметим, что первое время Войцеховский соблюдал договоренности с «учредиловцами». И их уфимскую группу не трогали, несмотря на распоряжение Колчака «ко всем, через головы даже старших начальников», их арестовать: «Это приказание в Уфе передано не было как вносящее раздор, и не было сразу исполнено. Директории и учредиловцев никто не жалел, но боялись фронтовых осложнений»[375].

И полмесяца с момента путча Народная армия не признала Колчака, что вызвало тревогу переворотчиков. Особенно волновало их наличие у «учредиловцев» верных им сил. Так, тогда «из Омска получали запросы, что делают войска «Учредительного Собрания», особенно Б.К. Фортунатов. Ответили, что они – на фронте и уйти не пытаются. Не верили и переспрашивали, ибо в Омске, видимо, об этом раздували невероятные сведения»[376].

Раскол черновцев

Ситуацию для «учредиловцев» ухудшило продолжение эсеровского раскола, вызванного неспособностью организовать сопротивление Колчаку. Так, 28 ноября восемь «правых» членов Учредительного Собрания отказались работать в нем, фактически перейдя на сторону Колчака. Левые же, разочаровавшись в обещаниях помощи чехами, например, Буревой, предлагали «ликвидировать съезд и фронт, уехав в Советскую Россию»[377].

Иными словами, идея открытия нового старого Учредительного Собрания умирала.

Не случайно, что впоследствии представитель ЦК партии эсер Вашенблюд отметил: «Легкость, с которой Колчак сверг Учредительное Собрание, объясняется тем, что оно во многом себя скомпрометировало и потеряло авторитет; при выборах в будущее Учредительное Собрание может быть применен принцип трудового ценза»[378] (чтобы, видимо, отсечь из партийных списков «ненадежных болтунов»).

Уфимский «десант»

Тем временем Колчак издал 30 ноября 1918 г. приказ № 56, предписывающий военным властям арестовать враждебных ему «членов Учредительного Собрания» и предать их военно-полевому